— Большую новость сообщил мне твой избранник, Евриклея, — сказал Одиссей благодушно, но вполне царственным тоном.

— Она тебе неприятна? — спросила ключница.

Не дожидаясь ответа владыки, Ельпенор обратился к ней.

— Накануне отплытия, — сказал он звенящим от счастья голосом, — наш господин справит нам свадебное торжество. Это будет самый прекрасный день в моей жизни.

— Для меня он тоже будет прекрасным, — молвила Евриклея.

Тогда Одиссей:

— Я надеюсь, вы проживете еще много прекрасных дней.

И, обращаясь к Ельпенору:

— Ты знал, что твоя избранница была и есть моя наложница?

— Я ему это сказала, — молвила Евриклея. — А если ты не знал…

Одиссей перебил ее:

— Это не имеет значения. Теперь-то я уже знаю.

— Я любила тебя и продолжаю любить, и боюсь за тебя. А тебя, — обратилась она к Ельпенору, — я тоже однажды полюбила и почти с первого взгляда поняла, что буду любить.

— У тебя большое сердце, Евриклея, — сказал Одиссей.

— Лучше скажи, что любовь не знает пределов, — возразила Евриклея. — Не будь вы столь разными, я не могла бы любить вас обоих. Тебя, Одиссей, дополняет Ельпенор, а тебе, Ельпенор, Одиссей придает блеска. Тут и двойственность и единство.

Одиссей рассмеялся.

— Тебе надо было бы любить гермафродита.

— Будь я мужчиной, возможно, так бы оно и было.

31. Позже, ночью. Одиссей и Евриклея.

— Выходит, ты меня обманывала?

— Я думаю, Одиссей, что обманывать может только тот, кто чувствует себя виноватым. Впрочем, не говорила ли я тебе недавно, что я женщина со странностями?

— Ты права, хотя в правоте этой для тебя мало веселого. Ты связываешь свою судьбу с юнцом и, когда он чуточку повзрослеет, ты уже будешь старой женщиной.

— Ты пригляделся к его глазам?

— Они показались мне чистыми и невинными, хотя он немного косит.

— В их ясности я вижу смерть. А слегка косящий взгляд — так ведь такой же и у Ноемона.

Лишь после долгого молчания Одиссей, наконец, спросил:

— И в глазах Евмея ты тоже видела смерть?

— Увидела сразу же, как только в первый раз пришла навестить больного.

— А в моих глазах что ты видишь?

— Огонек светильника слишком тусклый, я не могу хорошо разглядеть твоих глаз, Одиссей.

— Ты их видишь днем.

— Но они чересчур изменчивы, чтобы я могла уловить то, что таится в их глубине. Да ты напрасно считаешь меня волшебницей. Скорее бы Тиресий, блуждающий по царству теней, мог тебе что-то об этом сказать. Думаю, Цирцея тебе поможет, как прежде.

— Я знаю лишь, что мне суждено умереть на суше, что смерть придет ко мне не на море.

— Стало быть, могила у тебя будет достойная.

— Да только — на какой суше?

— Любая будет прославлена тобой.

И опять после долгой паузы:

— Так ты полагаешь, что твой будущий муж долго не проживет?

— Я хотела бы ошибиться.

— А если?

— Сегодня я его люблю, потому что вижу в нем олимпийского победителя.

— Ну конечно, если он такой замечательный бегун, как вы говорите, почему бы ему не завоевать лавровый венок?

Евриклея коротко рассмеялась.