Он всегда внимательно следил за ее занятиями подобного рода. Было полезно знать, когда она предпочитает держаться подальше от окон и дверей.
Он зажег еще одну лампу, потом передумал и выключил ее. Сегодня вечером лунный свет был теплым и светло-желтым. Он освещал все небо и отражался в рождественских фонариках, которые Грег не снимал с пальмы в течение всего года.
Скоро наступит время зажечь их.
Он знал, что Линн любит Рождество. Она рассказывала ему об этом.
Вряд ли оно понравится ей в этом году.
Он уютно устроился в своем любимом кресле.
Интересно, где в эту минуту находится Линн? Он любил представлять свою Звезду дрожащей и взволнованной. Сейчас она, наверно, близка к паранойе, видя, как ее друзья и коллеги отступаются от нее.
Его возбуждала даже мысль о том, какие планы он разработал для нее. Она просто не подозревала, чего ей нужно бояться, так как не имела ни малейшего представления о его многогранных способностях.
Он получал громадное удовольствие от того, как с каждым разом понемногу раздвигались границы его умения.
Он изучал этот процесс также кропотливо, как стеклодув изучает свое ремесло — правда, наставника у него не было. Только его собственные эксперименты и ошибки.
Начиная с маленькой Даниты.
Тогда он еще не знал, что ему надо, считал, что каждый этап этого дела был целью… пока не открывал возможность следующего этапа.
Таким образом он открыл для себя, что самый лучший этап — это пустыня, вершина горы.
Заставлять их пробиваться к свету, как это делают сорняки, когда ты отодвигаешь придавивший их камень. Никакого спасения. Рабы твоей воли.
С Данитой он был очень неуклюж. Это простительно; откуда ты можешь знать, куда ты должен прийти, если ты там никогда не был? Но, руководствуясь лишь своим инстинктом, он сумел добиться чудесного результата. К концу их истории она двигалась, полностью подчиняясь рывкам тех невидимых нитей, которые он держал в своих руках, она превратилась в проклятого Богом бродягу, ее юная красота была разрушена страданием, которое съедало ее.
Он изменил ее.
— Он стащил бирку в почтовом отделе одного офиса на бульваре Голливуд, — сказал Майк, разбирая бумаги на своем столе и одновременно разговаривая с Линн. — Почтовый отдел принадлежит бухгалтерской фирме. Они хранят заранее отпечатанные счета для воздушной экспресс-почты на стойке. Наш клиент мог просто зайти, взять один и выйти на улицу. Они не досчитались только одного счета.
Они еще немного поговорили. Он снова расспрашивал ее о некоторых деталях того, что происходило раньше.
— Я столько раз это рассказывала, — сказала она. — Откуда здесь взяться чему-нибудь новому?
— Не говорите об этом с такой уверенностью. Важные детали могут проявиться подсознательно.
— Я могу рассказать вам об одной важной детали Я знаю, как он скопировал мой почерк.
Делая этот звонок, Майк не воспользовался автоматически записывающей линией, но сейчас он нажал кнопку своего личного записывающего устройства. Услышав едва различимое всшш, возникающее при вращении катушки, он спросил:
— Как?
— Мой список покупок. Я потеряла его некоторое время назад. Я хранила его, прикрепив магнитом к холодильнику, список текущих дел, и в один прекрасный день он исчез. Возможно, он взял и какие-нибудь другие бумаги. В моей жизни столько бумаг, что из них можно сделать деревья. Про многие из них я просто не помню.
— А как вы можете объяснить тот факт, что он выполнил такую мастерскую подделку?
— Не знаю, — сказала Линн. — Думаю, это один из его многочисленных талантов.
Майку не понравилась вызывающая нота, прозвучавшая в его собственном голосе. Он перевел разговор на другую тему. |