– Келвин, прошу тебя…

– Нет! – он обжег ее взглядом. – Дай мне закончить. Пожалуйста. Я хочу сказать, что в наши времена, во времена конца света, выбор человека, его поведение очень важны…

– Постой-ка… притормози… Что значит – во времена конца света?

Келвин посмотрел на нее так, словно она только что дала ему пощечину.

– Я понимаю, ты не веришь, но это не меняет того факта, что настал Армагеддон. Посмотри вокруг, раскрой глаза. Это и есть конец света, Лилли, и теперь поступки человека стали важны как никогда, ведь Бог наблюдает за нами. Ты понимаешь? Он наблюдает за нами еще внимательнее, чем раньше.

Лилли раздраженно, болезненно вздохнула.

– Я уважаю твою веру, Кел. Правда. Но вот тебе новость: я не безбожница. Я всегда верила в высшую силу – всегда, с самого детства. Я верю, что Бог существует. Но не тот Бог, который наказывает нас, ничего не прощает и обрекает нас на страдания за то, что мы не безупречны. Я верю в любящего Бога и верю, что этот любящий Бог не имеет никакого отношения ко всему этому.

Глаза Келвина полыхнули гневом.

– Лилли, мне не хочется разбивать твои розовые очки, но Господь имеет отношение ко всему, что происходит во Вселенной.

– Прекрасно. Мы можем сколько угодно вести философские споры, но нет…

– Лилли…

– Нет, Кел! Теперь моя очередь. Выслушай меня. Во-первых, мы понятия не имеем, как все это началось. Может, все это дерьмо случилось из-за токсичных отходов или вредных добавок, которые вечно суют во все продукты, но я гарантирую, это не божественное вмешательство. Его не предрекали в Библии и не пророчил чертов Нострадамус. Все это – дело рук человеческих, как и глобальное потепление, бесконечные войны и реалити-шоу по ящику. Какой бы ни была причина этой эпидемии, Кел, я обещаю: однажды настанет день, когда ее найдут – а нас к тому времени уже, наверное, давно не будет на этом свете, – и выяснится, что она кроется в обычной человеческой алчности. В сокращении расходов. В том, что какой-то придурок вечно пытался сэкономить, разрабатывая эксперименты за своим чертовым столом в проклятой лаборатории, – у нее перехватило дыхание.

Келвин опустил глаза и тихо пробормотал себе под нос, как будто цитируя кого-то:

– Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить нас, что его не существует.

– Ладно. Хорошо. Будь по-твоему, Келвин. Это наказание за грехи наши. Все это предначертано. Конец близок. Уточняйте сроки на местах. Но давай сойдемся в одном, – она шагнула ближе к Келвину и положила руку ему на плечо. Ее прикосновение было нежным, примирительным, но в голосе еще сквозили резкие нотки. – Нам нужно расслабляться. Что бы ни помогало людям проживать эти дни… если это никому не вредит и не ставит никого под угрозу… что угодно. Выпивка – пусть так. Плетение корзин, мастурбация, куча таблеток – все равно. Назови что угодно! Главное, что мы прикрываем друг друга. Ведь в этом и есть вся суть, Кел. Дело не в том, как все началось, и не в том, виноват ли Бог. Дело в выживании. В том, сможем мы сработаться, построить здоровое общество и остаться людьми, а не животными. Я уважаю твою веру, Кел. Я уважаю твою невероятную потерю. Но я прошу тебя, чтобы и ты уважал мою веру… в людей, – к этому моменту она безраздельно завладела его вниманием. Он стоял очень тихо и смотрел ей прямо в глаза. Лилли ответила на его взгляд и большим пальцем показала в тот конец коридора, где на полу, возле плинтуса, лежали ее вещи и ремень.