Кашлянув, она сказала, что знает в общих чертах: поэтесса, сатанесса и все такое.

— Еще ведьма и дьяволица. Но Блок называл ее зеленоглазой наядой и безумной гордячкой, Брюсов — Зинаидой прекрасной, а Петр Перцев считал ее наружность боттичеллиевской.

— А какое отношение противоречивость восприятия личности Зинаиды Гиппиус имеет к криминалу? — не удержалась от ехидства Кира.

— Абсолютно никакого, но позволь продолжить. Не перебивай только. Хорошо? В Петербурге они с Мережковским жили в доме Мурузи.

— На Литейном? Там еще Бродский жил.

— И не только Бродский. Мережковские жили в доме Мурузи с конца восьмидесятых годов девятнадцатого века вплоть до своего отъезда из России в двадцатом году.

Андрей остановился и потер лоб.

— Что-то не то я рассказываю. Подожди. А если так: Кружилин — потомок маньяка, который совершал точно такие же убийства сто лет назад.

Андрей взглянул на Киру и увидел, что та, хоть и замерла от неожиданности, смотрит внимательно и уже без ехидства.

— Учти, я знаю далеко не все, к тому же многое — просто плод умозаключений. Да и то не моих. Все началось с того, что из архива, в котором работала моя бабка, пропали ценные документы, связанные с одной из Гиппиус. Точнее, с Татьяной, родной сестрой Зинаиды. В основном дневники, воспоминания. Они никогда не издавались.

— Когда это случилось?

— В девяносто седьмом.

— Было расследование?

— И весьма громкое. Бабка в результате уволилась, хотя прямо ее никто не обвинял.

— Вора не нашли?

— Разумеется, но пропажа не давала бабке покоя всю жизнь. Она пыталась вести собственное расследование и вышла на след даже не похитителя, а заказчика. Им оказался Кружилин.

— Ты с такой уверенностью говоришь… Как она узнала?

— Не в курсе, но уже тогда ее интересовало другое: для чего ему понадобились эти записи.

— Ну понятно. Неопубликованные материалы можно продать дороже.

— Но он их не продал.

— То есть они и сейчас у него?

— Если только он их не уничтожил как доказательства, уличающие его в преступлении.

— Звучит категорично. Что было в тех дневниках?

— Бабка утверждала, что записи касались убийств.

— Татьяна Гиппиус была свидетелем убийств? Правильно я понимаю?

— Правильно, но не Татьяна, а ее сестра Зинаида.

Кира почесала бровь, но промолчала.

— Первое было еще в Грузии, где жили тогда Гиппиусы. Вернее, первые, потому что в один день, а именно шестого июня тысяча восемьсот восемьдесят шестого года в Тифлисе во время страшной грозы были убиты сразу три девушки. Всем было по двадцать лет. На теле жертв был вырезан зигзаг молнии.

Кирин взгляд вдруг стал цепким.

— В Евангелии от святого Луки говорится: «Он сказал им: я видел сатану, падшего с неба, как молнию». Молния — это его знак, — волнуясь, а потому торопясь, продолжал Андрей. — Зинаида стала свидетелем одного из убийств. Последнего. А через двадцать лет она снова увидела убийцу. Уже в Петербурге. Это был ее сосед по дому Мурузи. Зинаида называла его «серой обезьяной».

— Его поймали?

— Он… умер в тысяча девятьсот шестнадцатом.

— Так. До сих пор все выглядит вроде бы реалистичным, но…

— Что тебя смущает? Кружилин живет в Питере, а серии убийств шестого и шестнадцатого годов совершены в Москве? Сто лет назад убийства тоже состоялись в разных городах.

— Нет, не это. У нас, кстати, версия гастролера также присутствовала, но…

Кира помолчала.