Опосля раскаянье уходит. Ты не думаешь: «Не сделай я энтого, не попала бы сюда», нет, ты думаешь: «Кабы я все провернула ловчее...» Замышляешь жуткие мошенства и кражи, что замутишь на воле. Ты думаешь: «Вы засадили меня сюда, потому как сочли грешницей? Так пропади я пропадом, если через четыре года не покажу вам, что такое настоящий грех!»
Сказала и подмигнула. Я молча на нее таращилась и наконец выговорила:
— Только не ждите, что мне приятно слышать подобное.
Не переставая улыбаться, Нэш с ходу ответила, что ничего такого и не ждала...
Когда я встала, она откачнулась от тюфяка и прошла со мной три-четыре шага до решетки, словно провожая из камеры.
— Я рада, что поболтала с вами, мисс, — сказала Нэш. — Так вы попомните насчет шиллингов-то!
Непременно, ответила я, выглядывая в коридоре надзирательницу. Нэш кивнула.
— Вы теперь к кому? — спросила она.
Казалось, вопрос задан без умысла, и я осторожно ответила:
— Наверное, к вашей соседке — Селине Дауэс.
— Ах, к этой! — фыркнула Нэш. — Что с призраками... — Она закатила красивые голубые глаза и опять рассмеялась.
Теперь она нравилась мне гораздо меньше. Сквозь решетку я кликнула миссис Джелф и затем пошла к Дауэс. Ее лицо показалось мне бледнее прежнего, а руки определенно еще больше покраснели и огрубели. Мое плотное пальто было наглухо застегнуто, я ни словом не обмолвилась о медальоне и не вспоминала сказанное Дауэс в прошлый раз. Но я сказала, что думала о ней. А также размышляла над тем, что она рассказала о себе. Могу ли я узнать о ней больше?
Что мне хотелось бы узнать? — спросила она.
Может быть, она подробнее расскажет о своей жизни до того, как попала в Миллбанк?
— Как давно вы стали... такой?
Дауэс наклонила голову.
— Какой?
— Вот такой. Как давно вы видите духов?
— Ах, это! — Она улыбнулась. — Пожалуй, с тех пор, как вообще стала видеть...
И она рассказала, как это произошло с ней, когда она была юной, жила с теткой и часто болела; однажды, когда она особенно сильно расхворалась, к ней явилась дама. Оказалось, это была ее покойная мать.
— Так мне сказала тетушка.
— И вы не испугались?
— Тетя сказала, бояться нечего, потому что мама меня любит. Оттого и пришла...
Эти визиты продолжались до тех пор, пока тетушка не решила, что следует «наилучшим образом использовать ее способность», и стала водить ее в спиритический круг. Там были стуки, вопли и всякие духи.
— Вот тогда я вправду немного испугалась, — рассказывала Дауэс. — Не все духи были добры, как мама!
Сколько же ей было лет?
— Кажется, тринадцать...
Я представила худенькую и невероятно бледную девочку, которая кричит «Тетя!», когда накреняется стол. Удивительно, что пожилая женщина подвергала ребенка таким переживаниям! Когда я об этом сказала, Дауэс покачала головой и ответила, что тетя поступила правильно. Было бы гораздо хуже встретиться с духами совершенно одной, что случается с некоторыми спиритами-одиночками, — уж она-то знает. Постепенно она привыкала к тому, что видела.
— Тетушка держала меня при себе, — говорила Дауэс. — Болтовня других девочек о самых обычных вещах казалась мне глупой, а сверстницы, конечно, считали странной меня. Изредка я встречала среди них кого-нибудь похожего на себя. Конечно, ничего хорошего, если человек сам не знает о своих способностях или, хуже того, догадывается о них, но боится...
Ее пристальный взгляд заставил меня вздрогнуть и отвернуться.
— И все же круг помог мне развить свои способности, — поспешно сказала Дауэс.
Вскоре она уже знала, как отвадить «подлых» духов и связаться с добрыми; чуть позже они стали передавать ей послания «для своих любезных земных друзей». |