– Папа! – крикнула она и бросилась к нему. – Папа, ты здесь! Ты вернулся!
– Да, моя девочка, я вернулся.
Прижавшись к отцу, Кристабель вдруг разом вспомнила обо всем, что произошло за последние два месяца, и неожиданно для себя разрыдалась. Генерал еще крепче обнял дочь, приговаривая охрипшим от волнения голосом:
– Ну ну, девочка моя, красавица… С каких это пор мой маленький храбрый солдатик стал плаксой?
– Вы должны простить мою жену, сэр, – обратился к генералу Берн. – Она очень беспокоилась за вас.
– Ах, папа, – всхлипывала Кристабель. – Прости меня… за все. Зато, что я рассказала о письмах Филиппу… что предала твое доверие…
– Глупости, – прошептал генерал, – не вини себя. Твой отец, старый дурак, сам виноват, что не сжег эти письма… – он взглянул на принца, – на чем его высочество категорически настаивал.
Кристабель тоже подняла на принца покрасневшие глаза:
– Вы ведь не накажете его, ваше высочество?
– За что? – холодно спросил принц. – За то, что он героически сражался? За то, что победил Наполеона? Защитил регента? Да против меня поднимется восстание, если я попытаюсь что нибудь сделать с вашим отцом. Впрочем, в этом нет никакой необходимости, раз все закончилось хорошо.
– Тогда почему вы упомянули о предательстве? – резко спросил Берн.
– Когда его высочество узнал, что вы женились на моей дочери, – объяснил генерал, – он предположил, что, возможно, вы сговорились с ней и собираетесь выдвинуть собственные требования в обмен на письма. Когда два дня назад мы прибыли в Дувр, нас уже ждал человек, который доставил меня сюда, чтобы я мог присутствовать при этой встрече и повлиять на свою дочь, если дело примет другой оборот.
– Полагаю, его высочество недостаточно хорошо знает мою жену, – заметил Гэвин, – если считает, что кто нибудь может на нее повлиять.
Генерал изучающе смотрел на Гэвина.
– Однако у нее слишком доброе сердце, и иногда она доверяет совсем не тем людям, которым следует.
Берн весь ощетинился, и, оставив отца, Кристабель бросилась к нему.
– Но не на этот раз, папа. – Она взяла мужа под руку. – Я понимаю, у тебя есть основания для беспокойства и вряд ли ты поверишь мне, пока не узнаешь Гэвина лучше, но, клянусь тебе, он самый благородный человек на свете.
Берн накрыл ладонью руку жены.
– Обещаю, что никогда не причиню никакого вреда вашей дочери, сэр, – проговорил он таким торжественным голосом, словно приносил клятву перед алтарем. – Дайте мне шанс, и я докажу, что могу быть прекрасным мужем.
Лицо генерала немного смягчилось.
– Посмотрим, мистер Берн. Посмотрим, – пробормотал он.
– Церемония начинается через десять минут, – объявил принц. – Дамам не разрешается на ней присутствовать, поэтому вам придется подождать здесь, миссис Берн.
– Я составлю ей компанию, – сказал генерал. – Нам о многом надо поговорить.
– Да, – Кристабель взглянула на отца, – но если вы позволите мне на минуту остаться наедине с мужем перед началом…
– Конечно.
Генерал с принцем вышли, а Кристабель повернулась к Гэвину.
– Ну что, мой Князь Тьмы? Теперь ты барон, да? – прошептала она, поправляя ему галстук и снимая невидимую пушинку с безупречного черного фрака. – Твоя мать будет так счастлива.
Гэвин с нежностью посмотрел на жену:
– Одна мудрая женщина сказала мне однажды, что моя мать будет счастлива, если буду счастлив я.
– А ты счастлив?
– Был. Пока ты не сказала отцу, что я самый благородный человек на свете. |