— Вперед! — весело вскричал преподобный Джеймс, распахивая дверь. Звякнул колокольчик. — Ах, ваш чемодан! — добавил он.

Чемодан, перевернутый широкой стороной вниз, был прислонен к книжному лотку; два колесика, торчавшие в воздухе, поблескивали в последних лучах солнца. Преподобный Джеймс, который, естественно, решил, что перед ним самый обычный чемодан, из галантности попробовал поднять его. С трудом оторвав изобретение Г.М. от земли, он не удержался и с размаху опустил его на тротуар — естественно, широкой стороной вниз. При этом колесики оказались тоже внизу. Потом викарий принялся искать несуществующую ручку, за которую можно было бы нести чемодан, и нечаянно ударил коленом в его днище, словно баран рогами. После этого он воскликнул:

— Ну вот! — и застыл, пораженный.

Старый добрый чемодан, как будто заразившись его энергией, покатился по гладкому покатому тротуару вниз, вдоль улицы. Двадцать мальчишеских и девчоночьих глоток испустили возмущенный вопль. Крики детей смешались с лаем одиннадцати собак всех пород и мастей — от манчестерского терьера до овчарки. Собаки разбежались по улице, точно пестрый движущийся ковер.

По сию пору Г.М. пылко уверяет, будто все произошло не по его вине. Но он совершил досадную ошибку, которую никогда не признает.

В тот миг, когда викарий толкнул коленом чемодан, сэр Генри Мерривейл бросился вниз по улице, размахивая руками; он собирался предупредить Томми Уайата и его шайку, что гонка еще не началась. Но точно посреди улицы он натолкнулся на свору собак.

Г.М. не удалось избежать столкновения. Крепко вцепившись в панаму, он дважды обернулся вокруг своей оси и с глухим стуком плюхнулся задом на асфальт, едва не проделав в нем трещину. Трое отцов семейств, не выпуская из рук гаванские сигары, подошли к незнакомцу и возмущенно осведомились, что за представление он тут устраивает.

— Так нечестно! — закричал один мальчик, дергаясь от возмущения всем телом, точно у него была пляска святого Витта.

— Нечестно! — вторили другие. — Викарий лягает собак!

Обвинение было несправедливым и неверным. Преподобный Джеймс, увидев, что случилось, решил, что единственно правильное решение — попробовать догнать чемодан и схватить его. В колледже Святого Иоанна он был великолепным спрингером. Разумеется, собаки и не думали состязаться с ним в беге: им только хотелось поймать странный предмет и разорвать его в клочья. И если на бегу священник и отпихнул какую-то собаку, он действовал не нарочно.

Данверс, который выбежал на дорогу, чтобы помочь Г.М., понял, что им грозит новая беда.

— Сэр Генри! — умоляюще взывал он.

Г.М. в съехавшей на глаза панаме вознес кулаки к небу. С губ его слетали такие непристойности, такие живописные ругательства, что все окошки в верхних этажах раскрылись, словно в музыкальном ревю.

— Прошу вас! — стонал Данверс.

— Ах ты, чтоб тебя!.. — отвечал Г.М.

— Внизу, на лугу, сидит полковник Бейли! Чемодан и собаки несутся прямо на него! Если они свалятся на полковника…

— То что? — спросил Г.М., резким жестом сдвигая панаму на затылок.

Если бы не новая угроза, он бы просидел на улице минут двадцать, в красках расписывая урон, какой понес его копчик от соприкосновения с асфальтом. Но, услышав о надвигающейся беде, великий человек с трудом встал, придерживая обеими руками панаму, и, переваливаясь, побежал вниз по Главной улице со скоростью, почти поражавшей воображение.

— Эй! — кричал Г.М. поверх голов зрителей. — Остановите его! Остановите сейчас же!

Любой завсегдатай скачек вполне мог оценить картину даже без полевого бинокля: обезумевшие собаки, несущийся по улице викарий — и торжествующий чемодан, катящийся на четыре корпуса впереди самых быстрых собак.