Только теперь я смог
рассмотреть его глаза. Зрачки были расширены. "Наверно, фанатик или
сумасшедший", - неожиданно подумал я.
- Я никогда не чувствовал такого, - сказал я. - Но разве каждый не
хочет удержать то, что удержать невозможно?
Женщина в вечернем платье за соседним столиком встала. Она взглянула
вниз на город и на гавань.
- Почему нам нужно ехать? - сказала она своему спутнику в белом
смокинге. - Разве нельзя остаться? У меня нет никакого желания
возвращаться в Америку.
2
- В Цюрихе полиция продержала меня только один день, - продолжал Шварц,
- но он оказался очень тяжелым. Я боялся, что начнут проверять мой
паспорт. Им достаточно было позвонить по телефону в Вену. Да и подделку
легко мог обнаружить любой эксперт.
К концу дня я успокоился. Будь что будет. Все равно уже нельзя ничего
изменить. Если посадят, значит, так угодно судьбе, и с попыткой пробраться
в Германию покончено. Вечером меня, однако, выпустили и настойчиво
посоветовали покинуть Швейцарию.
Я решил идти через Австрию. Границу там я немного знал, и она, конечно,
охранялась не так, как немецкая. И почему вообще они должны были охранять
зорко? Неужели кто-нибудь еще хотел туда? Правда, многие, наверно, желали
выбраться оттуда.
Я поехал в Оберрит, чтобы попробовать перейти где-нибудь там. Лучше
всего, конечно, было бы сделать это в дождь, но дни стояли ясные.
Прошло два дня. На третью ночь я решился. Я не мог медлить, опасаясь
привлечь внимание.
Ночь был звездная и тихая. Мне казалось, я слышу слабый шелест растущей
травы. Вы знаете, как в минуту опасности меняется зрение, оно становится
другим, не таким собранным и острым, но более широким. Будто видишь не
только глазами, но и кожей, особенно ночью. Видишь даже шорохи. Все тело
становится чутким, оно слышит. И когда замираешь с приоткрытым ртом,
кажется, что и рот тоже слушает и всматривается в темноту.
Я никогда не забуду эту ночь. Нервы были напряжены до предела, но
страха не было. Мне казалось, будто я иду по высокому мосту от одного
конца жизни к другому. Я знал, что мост этот позади меня тает, превращаясь
в серебристый дым, и что вернуться назад невозможно. Я уходил от разума и
шел к чувству, от безопасности к авантюре, из реальности в мечту. Я был
один. Но на этот раз одиночество не было мучительным. Оно было окружено
великой тайной.
Я подошел к Рейну, который в этих местах еще молод и не очень широк. Я
разделся и связал свои вещи в узел, чтоб держать их над головой. Странное
чувство охватило меня, когда я вошел в воду. Она была черная, холодная,
чужая, будто я погрузился в волны Леты, чтобы испить забвения. И то, что я
был раздет, тоже казалось символом, словно я заранее все оставлял позади.
Я вышел на другой берег, вытерся, оделся и пошел дальше. Проходя мимо
какой-то деревни, я услышал лай собаки. |