Одна из ошибок особенно врезалась в память: мать главного героя говорит, что половина прибыли от продаж картин в галерее “goes to Christian Aid”, имея в виду, конечно же, христианскую организацию. Фактически она говорит, что деньги пойдут на благотворительность, в моем же переводе организация превратилась в человека – Кристиана Эйда.

Когда мне указали на ошибку, я помню, как отчетливо почувствовал себя чучелом мыши. Я до сих пор уверен, что, если бы у меня был фамильный герб, я бы изобразил на нем чучело мыши. Этот образ с тех пор закрепился в моем языке – в качестве идиомы. К счастью, я больше ничего и никогда не переводил в одиночку, мой друг Сергей Карпов всегда страховал меня и вылавливал все – или многие – чучела мышей из моих черновиков.

«Эй, у тебя там на пятой странице два мышиных чучела».

«Внимание! Нашествие мышиных чучел на странице триста двадцать!»

II. Вавилонский кошмар

Мне кажется, это вообще главный ночной кошмар любого писателя и/или переводчика – ошибиться в формулировке, быть неверно понятым. Многим, я уверен, хоть раз снилось нечто подобное: ты пытаешься что-то сказать, но люди, которые вроде бы говорят с тобой на одном языке, абсолютно не могут понять, что тебе нужно, и каждая новая попытка подобрать слова и прояснить мысль приводит лишь к тому, что ты все сильнее и сильнее злишь окружающих – и каждым новым словом лишь приближаешь свою смерть.

Я даже как-то думал написать об этом – роман или хотя бы рассказ: допустим, главный герой делает заказ по телефону, но вместо сельскохозяйственного оборудования ему присылают ружье и коробку патронов – оператор вместо слова «орудие» услышал «оружие». Герой пытается исправить ошибку, но вернуть товар нельзя – оружие не подлежит обмену и возврату. Не важно, кто ошибся при заказе – клиент или оператор. Тогда герой пишет жалобу в магазин, и снова возникает путаница – в этот раз из-за слова «жертва». Он пишет, что готов пойти на любые жертвы, но из-за неловкого подбора и порядка слов система считывает его заявление как угрозу; он хочет сказать: «Это дело принципа, я готов многим пожертвовать ради достижения цели», но получается что-то вроде «Если не пойдете мне навстречу, будут жертвы». Герой оказывается заперт в сновидческой логике кошмара – что бы он ни сказал, его понимают неправильно, и каждая попытка диалога приводит лишь к новым сбоям в коммуникации. В конце концов герой действительно расчехляет ружье, вставляет в него патроны и открывает огонь по людям, которые пришли арестовать его за то, что он разговаривает на непонятном им языке.

III. Это уже было в «Симпсонах»

И да, я знаю, идея выстроить текст на небольшой языковой ошибке, которая приводит к катастрофическим последствиям, не очень-то оригинальна. В книге Романа Шмаракова «Автопортрет с устрицей в кармане» вокруг ошибки в тексте построена одна из коллизий. Действие «Автопортрета» происходит близ городка Бэкинфорда, в который каждый год съезжаются ряженые рыцари-реконструкторы, чтобы отпраздновать годовщину знаменитого сражения. Проблема в том, что, по словам героев во второй главе, никакого сражения при Бэкинфорде не было. Все свидетельства о нем восходят к единственному источнику – хронике Герарда Марша, в которую из-за невнимательности переписчика прокралась ошибка.