То есть мир, может, и стал глобальным в смысле географии и сотовой связи, но культурные границы все еще очень сильны, и, возможно, даже сильнее, чем раньше.
Все мы каждый день видим нелегалов: они подметают улицы, моют полы/посуду в забегаловках и/или собирают мусор. Мы знаем, что им тяжело, что их обкрадывают работодатели, но мы не чувствуем к ним жалости, потому что они «понаехали». И «Имена» – это как раз попытка заставить читателя влезть в шкуру такого вот мигранта, сбежавшего из своей недружелюбной родины в поисках лучшей жизни – без прав, без медицинской страховки, а зачастую и без зубов.
Оушен Вуонг. «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны»
Оушен Вуонг пишет письмо матери, зная, что она никогда его не прочтет: когда та была ребенком, ее школу разбомбили и читать она так и не научилась. Семья Вуонга сбежала из Вьетнама, когда ему было два, но, даже несмотря на то что войну он не застал, он знает о ней достаточно, даже слишком – его мать и бабушка привезли войну с собой, в себе. Теперь Вуонгу чуть за тридцать, у него степень по английской литературе, он поэт и пишет роман-письмо о том, как родители передают по наследству детям не только черты лица, болезни и долги, но и прошлое. Сын мигрантов/беженцев проживает как бы две жизни одновременно: свою собственную и вместе с ней – жизни своих покалеченных войной родителей. Один из главных сквозных образов в книге – бегущее к обрыву стадо буйволов. Все буйволы, один за другим, падают в пропасть и гибнут – они словно хотят умереть; главный герой задается вопросом: возможно ли остановиться? Есть ли шанс не упасть вслед за старшими?
Звучит как очередной «роман о травме», каких много, и это правда: в пересказе книга Вуонга выглядит так, что можно играть в травма-бинго: расизм, ПТСР, запретная любовь, каминг-аут, травля, алкоголизм, наркотики, передоз, рак. Но штука в том, что поэтический талант Вуонга настолько велик и уникален, что даже эту, в общем-то, простую историю о бремени чужого прошлого, о невозможности ассимиляции он превращает в нечто особенное – в текст, который хочется читать вслух: настолько точные в нем слова, настолько яркие образы.
Тот случай, когда целое больше суммы слагаемых.
Вьет Тхань Нгуен. «Сочувствующий»
И еще один замечательный пример постколониальной литературы – это совсем недавний роман писателя Вьет Тхань Нгуена «Сочувствующий». И, как я уже говорил, если вся постколониальная литература очень часто заигрывает с метафорой раздвоения, то у Вьет Тхань Нгуена роман буквально начинается так, сейчас процитирую:
«Я шпион, невидимка, тайный агент, человек с двумя лицами. Еще (что, наверное, неудивительно) я человек с двумя разными сознаниями. Я не какой-нибудь непонятый мутант из комиксов или фильма ужасов, хотя некоторые примерно так ко мне и относятся. Я просто умею видеть любой спорный вопрос с обеих сторон. Иногда я льщу себе, мысленно называя это талантом – пусть и не из самых завидных, но других талантов у меня нет».
То есть он в первом абзаце придает своему тексту максимально постколониальное ускорение. Главный герой, сын французского миссионера и вьетнамской женщины, работает двойным агентом – я делаю здесь ударение на слове «двойной», – и вся книга посвящена этому постоянному раздвоению человека, застрявшего между культурами. Герой бежит в США, как бы работает там на своего военачальника, но по факту он крот. Он, конечно же, заворожен Америкой и в то же время постоянно чувствует, как эта страна его отторгает. Там есть совершенно гениальные главы в середине, где героя просят прочесть сценарий фильма о вьетнамской войне, я уже приводил отрывок из них выше. Ему, что называется, предлагают поработать скрипт-доктором, отредактировать сценарий, убрать из него клюкву. |