Если «Поправки» были, кроме прочего, сведением счетов с самим собой и собственной инфантильностью в образе Чипа Ламберта, то «Свобода» – это разговор с Дэвидом Уоллесом, ярость и обида, кристаллизованные в одном из героев – Ричарде Каце и в сюжете, построенном вокруг болезненных отношений и предательства лучшего друга.

И снова звучит как натяжка, понимаю, но у меня есть аргументы.

IV. Во-первых,

Кац буквально списан с Уоллеса, вплоть до прямых цитат. Франзен рисует невероятно одаренного, но зацикленного на себе бабника с кучей вредных привычек и любовью к жевательному табаку; даже выкрашенные в черный цвет стены и потолок в комнате Каца – это отсылка к черному кабинету ДФУ в его доме в Блумингтоне. А описания Уолтера Берглунда и Ричарда Каца – зеркальные отражения Франзена и его друга: «душераздирающе ответственный провинциал и ненадежный городской гитарист, склонный к различного рода зависимостям».

Поэтому всякий, кто знаком с контекстом, читая «Свободу», сразу увидит знакомую динамику отношений между героями – от восхищения к разочарованию и личной обиде. Даже реплика Каца «Иногда мне кажется, что мое предназначение на земле состоит в том, чтобы засунуть член в наибольшее количество вагин» – это прямая цитата из письма Уоллеса Франзену.

В основе романа – запутанные отношения трех героев, своего рода любовный треугольник: Уолтер увлечен Патти, Патти увлечена Ричардом, Ричард увлечен собой; Патти жаждет внимания Ричарда, но выходит замуж за Уолтера, а затем изменяет Уолтеру с Ричардом, Уолтер пытается справиться с предательством.

V. Во-вторых,

На одном из публичных выступлений в Нью-Йорке Франзен рассказал историю из своей юности. Он и его одноклассник Крис Тоско участвовали в конкурсе на знание грамматики. Франзен одержал победу, Тоско взбесился и напал на него, драка закончилась тем, что оба они оказались в кабинете директора. Через пару недель Криса Тоско насмерть сбила машина. Спустя годы Франзен описал эту историю в эссе «Зона комфорта» для журнала The New Yorker. Журнал славится своими фактчекерами, и один из них, чтобы проверить описанные в эссе факты, нашел контакты матери Криса Тоско и позвонил ей (!) уточнить детали. Сложно даже представить, что почувствовала миссис Тоско, когда какой-то незнакомец по телефону стал уточнять подробности о ее погибшем много лет назад сыне.

Через пару недель Франзен получил от нее письмо. Он был настолько напуган, увидев имя Тоско на конверте, что попросил свою девушку прочесть письмо вслух. В письме миссис Тоско размышляла о том, как это неприятно, когда кто-то присваивает твою личную историю и гнет ее под себя, превращает в текст. Смерть сына – самое страшное событие в ее жизни – превратилось в пару абзацев из колонки The New Yorker.

Вопрос о том, насколько морально (или аморально) использовать чужую жизнь, боль, личность в качестве топлива для книги или эссе, – один из главных в литературе. Где та граница, за которой осмысление становится эксплуатацией? В конце концов, любая история – ее детали, ее финал – всегда очень сильно зависит от того, кто ее рассказывает, кто контролирует нарратив.

Для понимания «Свободы» особенно важен контекст, и ключ к пониманию романа можно найти в другом тексте Франзена, в эссе «Дальний остров».