В частности, нажав на курок, он испытал бы освежающее отсутствие каких-либо угрызений совести.
Ваймс поднялся на верхнюю площадку и вовремя вспомнил, что нужно остановиться.
— Теперь, х-на, налево, — велел Пятак за его спиной.
Ваймс кивнул, в основном для себя. Да, а потом — направо. Воспоминания возвращались всесокрушающей волной. Он находился на улице Паточной Шахты. В штаб-квартире Стражи, куда когда-то пришел устраиваться на службу. Именно здесь все начиналось.
Дверь в кабинет капитана была открыта. Сидевший за столом немолодой и явно уставший человек поднял голову.
— Садись, — холодно приказал Мякиш. — Спасибо, Пятак.
В голове Ваймса о капитане Мякише сохранились лишь смутные воспоминания. Раньше он был военным, а эту должность ему предложили как синекуру, и это было скверно. Потому что он ждал Указаний Сверху и слепо выполнял их, в то время как Ваймс давно уже действовал иначе: ждал Указаний Сверху, после чего пропускал их через мелкое сито здравого смысла, привнося туда изрядную толику созидательного недопонимания и, возможно, даже зачаточной глухоты, так как Верхи крайне редко снисходят до уровня улицы. Мякиш особое внимание уделял надраенным нагрудникам и удалому виду на парадах. В чем-то он был прав, о таких вещах нельзя забывать. Нельзя позволять людям распускаться. Но Ваймс, хотя никогда и не говорил об этом вслух, предпочитал, придя в штаб-квартиру, увидеть в дежурке доспехи с вмятинами от ударов. Они означали, что кто-то оставил эти вмятины. Кроме того, не очень-то сподручно сидеть в засаде, когда ты весь сверкаешь, словно начищенный пятак.
На одной стене висел флаг Анк-Морпорка — некогда красный, а теперь вылинявший до невнятного оранжевого. По слухам, Мякиш ежедневно отдавал флагу честь. Большую часть письменного стола занимал огромный серебряный письменный прибор, украшенный позолоченным полковым крестом, который Пятак надраивал каждое утро до зеркального блеска. Мякиш так и не сумел навсегда распроститься с армией.
И все же старик был чем-то симпатичен Ваймсу. Он был успешным солдатом и, как правило, оказывался на стороне победителей, а хорошая, хотя и достаточно тупая тактика помогла ему прикончить больше врагов, чем удалось убить его подчиненным при помощи тактики плохой, хотя и весьма похвальной. Мякиш был по-своему добрым и в разумной степени честным. Стражники постоянно водили его за нос, а он ничего не замечал.
В данный момент Мякиш решил наградить новоприбывшего Тяжелым Взглядом Поверх Горы Важных Бумаг. Этот взгляд должен был сообщить задержанному: «Мы о тебе все знаем, так почему бы тебе самому не рассказать все о себе?» Но Мякиш не очень хорошо владел этим трюком.
Ваймс в ответ посмотрел на него без всякого выражения.
— Итак, — сказал Мякиш, сообразив наконец, что в этой игре ему победа не светит. — Назови-ка еще раз свое имя.
— Киль, — ответил Ваймс. — Джон Киль.
Да и вообще… какого черта…
— Слушай, — сказал он, — все упирается в один клочок бумаги, а именно в рапорт сержанта, если, конечно, тот сержант умеет писать. Давай разорвем его и…
— Честно говоря, в два клочка, — перебил его капитан. — И второй касается кончины некоего Джона Киля, агась?
— Что? Из-за мелкой стычки со стражниками?
— Учитывая чрезвычайные обстоятельства, этой стычки тебе вполне хватит для смертного приговора, — сказал, наклонившись вперед, Мякиш. — Впрочем, может, исполнять его и не потребуется, ха-ха, потому что Джон Киль умер еще вчера. Ты избил и ограбил его, агась? Деньги, конечно, забрал, а вот на письма не обратил внимания, потому что вряд ли такое отребье, как ты, умеет читать, агась? Поэтому ты не понял, что Джон Киль был стражником, агась?
— Что?!
Ваймс недоуменно уставился на тощую физиономию с триумфально встопорщившимися усами и тусклыми голубыми глазами. |