— Браво, малышка, молодец! Побольше бы таких женщин! Ну, черт побери, у этой, видно, поджилки не трясутся!

Но цветочнице, по-видимому, не было никакого дела до мнения собравшихся в трактире апашей. Она повела за собой Фонаря и чуть ли не силой вытащила его за порог.

— Ну как, легче стало? Вы меня слышите, Фонарь? Давайте, подымайтесь! Нет, о руках бросьте думать, это я связала их вам за спиной… И не рыпайтесь! Только пошевелитесь — пристрелю как собаку!

Слабым жалобным голосом Фонарь спросил:

— Да кто вы такая?

— Как? Вы меня еще не узнали?

Сцена эта разыгрывалась на пустыре, неподалеку от кабака «Трехгрошовая кружка». Фонарь, протрезвевший от нашатыря и дрожащий под наставленным на него дулом револьвера, тщетно всматривался в темноту, пытаясь понять, кто же такая эта удивительная цветочница, которая привела его не к себе домой, как он ожидал, а сюда, на пустырь, пользуясь тем, что он пьян в стельку, а теперь отдавала приказания.

— Вы меня не узнаете, — продолжала она, — что же, могу представиться. Цветочница, стоящая перед вами, — это Раймонда! Раймонда, ваша бывшая пленница, Раймонда, сбежавшая от вас и призвавшая вас теперь к ответу…

На этот раз Фонарь задрожал всем телом. Он, бедняга, не сомневался, что пришел его последний час — не зря наставила на него свой маленький револьвер Раймонда, — Раймонда, прикинувшаяся цветочницей, Раймонда, смешавшаяся с воровским сбродом, чтобы избежать преследования Жюва и Фандора.

— К ответу? За что? — пробормотал апаш, чуть ли не пуская слезу, — Я вам ничего плохого не сделал… Даже наоборот!

Раймонда казалась очень спокойной, очень решительной и ничуть не испуганной.

— Слушайте внимательно, Фонарь, — сказала она, — и не будем терять времени. Вы меня не знаете, но можете мне доверять. Сейчас вы у меня в руках, постарайтесь это понять и отвечайте правду на все мои вопросы, помогите мне узнать то, что мне нужно. С другой стороны, если попытаетесь обмануть меня или сопротивляться…

— Если буду сопротивляться? — дрожа спросил Фонарь.

— Я вас пристрелю, — просто ответила Раймонда и подтвердила свое заявление недвусмысленным жестом — взвела курок револьвера.

— Понятно? — спросила бывшая продавщица из «Пари-Галери». — Что вы решаете?

У Фонаря не было ни малейшего желания сопротивляться. Положение его становилось аховым. После привычной пьянки он вдруг очнулся беззащитным, со связанными руками, и перед ним стояла женщина, имевшая все основания ему мстить. Хитрить было поздно, с ним справились, связали руки, и он это признал.

— Ну, спрашивайте, что ли. Что вы хотите узнать?

— Почему вы меня похитили?

— Мне велели.

— Это не основание…

— Посулили денежки.

— Не сомневаюсь… Но кто вам велел это сделать? Кто вам платил?

Фонарь скорчил отвратительную рожу:

— Гм! — начал он, явно подбирая слова. — Гм! Вот этого я сказать не могу.

— Вот еще!

— Если я вам скажу, мне крышка.

— Пустое… К тому же, Фонарь, я вас держу под прицелом…

— Это я вижу!

— Говорите же…

Но Фонарь не мог, никак не мог решиться.

— А вы сами-то на кого думаете?

На этот раз Раймонда сама смутилась от столь прямого вопроса. Кого она винила в том, что ее похитили? Ах, признаться в этом было ужасно… но разве следовало понимать все иначе? У кого хватило бы смелости обратиться к Фонарю и посулить ему денег за такое злодеяние? Кто мог толкнуть апаша на это? Кто?

День за днем Раймонда задавала себе этот вопрос и отвечала на него только одним именем: страшным, кровавым именем! Именем своего отца!

Да, она винила отца в том, что случилось, так как знала, что он способен на все, и он, по ее мнению, был виноват во всех ее бедах!

— Кто, по-моему, виноват? Не знаю, Фонарь… Фантомас!

И произнеся это имя, Раймонда невольно вздрогнула.