|
Он увидел, как смотрит на очень красивую женщину, с волосами мягкими и светлыми, как расплавленное золото, и понимал, что это его мать, и что он еще очень маленький и что то прячет за спиной, и не желает, чтобы она это видела. К сожалению, Алек не смог припомнить, что именно прятал так старательно. Потом откуда то появился высокий мужчина, великолепный и величественный, на вороном берберском жеребце. Он смеялся, что то объясняя Алеку, и тот снова стал маленьким, забавным малышом. Потом, так же внезапно, мужчина исчез, и Алек остался один, и к нему бежала плачущая мать. – О Боже, – прошептал Алек, качая головой. Сердце вновь пронзила давняя острая боль, боль, которую он не испытывал много лет. – Алек! С тобой все в порядке? Это Джинни… Она что то говорит, пытаясь вернуть его к настоящему. Рука Джинни на его рукаве… дергает, трясет… Он больше не хотел вспоминать – слишком глубоки раны, нанесенные прошлым. Сердце Алека билось быстро и неровно, дыхание со свистом вырывалось из груди. На крыльцо вышел еще один старик и с недоумением уставился на карету. Кто он, черт возьми? – Милорд! Слава Богу, вы дома! Это, должно быть, Смайт, дворецкий Карриков, служивший в доме с самого детства Алека. Поверенный рассказал ему о Смайте и об экономке, миссис Макграфф. Обнаженные, буйные, дикие ощущения… нет, не воспоминания, лишь ощущения пронеслись в душе Алека в то мгновение, когда он переступил через порог. Огромный холл, потолки которого вздымались на два этажа, был сильно закопчен, но невредим. И снова ощущения, хаотические и бурные, захватили Алека, некоторые оглушительно радостные, некоторые трагичные до слез. И Алек понимал, что все они принадлежат ему, хотя и были испытаны много лет назад. Он вернулся домой, чтобы обрести воспоминания, но нашел лишь тени былого… чувства, которые эти воспоминания вызывали. Алек выругался, громко, цветисто, пытаясь избавиться от них. Джинни и Смайт уставились на него. – Господи, что случилось? – встревожилась миссис Макграфф. Джинни быстро выступила вперед: – Его милость был болен. Но сейчас, очутившись дома, почувствует себя лучше. – Вы приехали один? – осведомился Смайт, сопровождая их по винтовой лестнице на верхний этаж. – Почему вы спрашиваете? – Негодяи, убившие вашего управляющего, все еще скрываются в окрестностях. Говорят, целая шайка, милорд. Они могут быть опасны. – Вы живете здесь, Смайт? А другие слуги? Смайт, не переставая говорить о слугах, повреждениях, причиненных замку пожаром, увертках местного судьи, сэра Эдуарда Мортимера, распахнул двери хозяйских покоев. – О Боже, – выдохнула Джинни, оглядывая роскошно обставленные апартаменты – огромную комнату, словно предназначенную для короля, с тяжелыми занавесями из золотой парчи, массивными темными стульями и диванами, пушистыми богатыми обюссоновскими коврами на полированных паркетных полах. В камине из дорогого датского кирпича горело приветливое пламя. Джинни подошла поближе, чтобы согреть руки, краем глаза наблюдая за Алеком. Он стоял посреди комнаты, неподвижно, словно чего то ожидая, и выглядел при этом напряженным и измученным. Но, к счастью, эта комната не будила грустных или тревожных воспоминаний, не вызывала к жизни старую полузабытую боль. Алек продолжал стоять, застывший и неподвижный, но мозг ничего не будоражило. – Слава Господу нашему, – пробормотал он вслух. Была уже почти полночь, когда Джинни и Алек устроились в огромном кресле у камина. Алек притянул жену к себе на колени. |
