|
Кормилица положила своего ребенка на кровать и ловко перехватила у Алека девочку. – После того как Холли уснет, я хотел бы поговорить с вами. Попросите миссис Макграфф показать вам, где библиотека. Кивнув женщинам, он вышел из детской. Походка барона была легка, плечи расправлены. Наконец то он почувствовал еще что то, кроме боли. Глава 1 На борту баркентины «Найт дансер» вблизи Чезапик Бей. Октябрь 1819 года Алек Каррик стоял на палубе, у штурвала «Дансера», вполглаза наблюдая за развертывающимися на фок мачте парусами и уже гораздо внимательнее присматриваясь к маленькой дочери, сидевшей, скрестив ноги, на юте, в середине большой бухты каната и учившейся вязать морские узлы. Насколько мог понять Алек, Холли в данный момент совершенствовала свое умение справляться с выбленочными узлами. Она никогда не переходила к другой задаче или, в данном случае, к новому узлу, пока не осваивала предыдущий, к полному своему удовлетворению. Алек припомнил, как она провела на палубе два дня, обучаясь вязать шкотовый узел, пока Тикнор, второй помощник, молодой человек двадцати трех лет, уроженец Йоркшира, краснеющий, словно школьница, от каждой вольной шутки, не уговорил ее отдохнуть, сказав: – Хватит, мисс Холли, достаточно, все в порядке. Вы сделали все как надо, не сомневайтесь. Не хотим же мы, чтобы пальцы у вас загрубели, как домик улитки, верно ведь? Сейчас покажем вашему папе, и вот увидите, он скажет, что лучше не бывает, клянусь. И Алек не мог найти слов, чтобы по достоинству оценить шкотовый узел. Не дай Бог, чтобы руки Холли превратились в панцирь улитки! Холли была одета, как все матросы, в шерстяную фуфайку с красно белыми полосами и широкие брюки из грубой бумажной ткани, облегавшие худенькое тельце, словно перчатка. Брюки, как и у остальных, расширялись от колена, чтобы было удобнее закатывать их, когда моешь палубу или взбираешься по вантам. На голове лихо сидела черная матросская шапочка из просмоленной парусины, неплохо защищавшая от ветра и дождя, а важнее всего – от солнца. Холли была белокожей блондинкой, и Алек беспокоился, что дочери станет худо, пока наконец не сумел убедить ее не снимать днем шапку, объяснив, что не желает видеть четырехлетнюю девочку такой же обветренной и морщинистой, как старый Панко, парусный мастер. Холли подняла тогда голубые глазки и объявила: – Папа, ты ошибаешься, мне уже почти пять. – Прошу прощения, – извинился он, надвигая ей шапку на лоб. – Если это так, значит, я совсем не молод. Вскоре после твоего дня рождения мне исполнится тридцать два. Холли долго пристально вглядывалась в отца и наконец покачала головой: – Нет, ты не старый, папа. Я согласна с мисс Бленчард. Ты такой красивый! Я не так много знаю насчет греческих монет, как она, но даже миссис Суиндел иногда не сводит с тебя глаз. – Мисс Бленчард… – ошеломленно протянул Алек, не обращая внимания на последующую речь дочери. – Она приезжала сюда однажды, не помнишь? Прошлым маем, когда мы были в Лондоне. Ты привез ее посмотреть корабль. Она смеялась и говорила, как хочет сделать с тобой… ну, всякое там, а ты ответил, что ее зад стоит того, чтобы подержаться за него подольше, и…. – Хватит, хватит, – перебил Алек, поспешно зажимая ладонью рот Холли, и заметил, как Тикнор сделал то же самое с собственным ртом, по всей видимости, из последних сил пытаясь удержаться от смеха. – Вполне достаточно. Алека терзали угрызения совести и одновременно безумное желание расхохотаться. |
