Изменить размер шрифта - +
Нежданову стало очень жаль ее; он    прикоснулся  к  этой  повисшей  

руке... но  Марианна  тотчас  ее    отдернула,  не потому, чтобы движение Нежданова    показалось ей неуместным, а чтобы он — сохрани бог — не   

 подумал,  что она напрашивается на участие.    
      Сквозь ветки ельника мелькнуло вдали женское платье.    
      — Марианна выпрямилась.    
      — Посмотрите, ваша мадонна выслала свою шпионку.    
      Эта горничная должна наблюдать за мною и доносить  своей  барыне, где я бываю и с кем! Тетка, вероятно,    сообразила,  что я с вами, и

находит, что это неприлично,    особенно после сентиментальной сцены, которую она перед вами   разыграла. Да и в самом деле — пора вернуться.

Пойдемте.
      Марианна  встала; Нежданов тоже поднялся с своего места. Она глянула на него через плечо, и вдруг по ее лицу мелькнуло выражение почти

детское, миловидное, немного смущенное.    
      — Вы ведь не сердитесь на меня? Вы не думаете, что порисовалась перед вами? Нет, вы этого не подумаете, — продолжала она, прежде чем

Нежданов  ей что-нибудь  ответил. — Вы  ведь  такой  же,  как я — несчастный, — и нрав у вас тоже... дурной, как у меня. А завтра мы пойдем

вместе в школу, потому что мы ведь теперь хорошие приятели.    
      Когда Марианна и Нежданов приблизились к дому, Валентина  Михайловна посмотрела на них в лорнетку с высоты  балкона — и с своей обычной

кроткой улыбкой тихонько  покачала головою; а возвращаясь через раскрытую стеклянную дверь в гостиную, в которой Сипягин уже сидел за

преферансом с завернувшим на чаек беззубым соседом,  промолвила  громко  и  протяжно, отставляя  слог  от слога:    
      — Как сыро на воздухе! Это нездорово!    
      Марианна  переглянулась  с  Неждановым; а  Сипягин, который только что обремизил своего партнера, бросил на жену  истинно  министерский  

взор  вбок  и  вверх  через щеку — и потом перевел тот же сонливо-холодный, но проницательный  взор на входившую из темного сада молодую чету.
                         
XIV


      Минуло еще две недели. Все шло своим порядком. Сипягин  распределял ежедневные занятия если не как министр,  то  уже  наверное  как  

директор  департамента,  и держался по-прежнему — высоко,  гуманно  и  несколько брезгливо; Коля  брал  уроки, Анна  Захаровна  

терзалась постоянной, угнетенной злобой, гости наезжали, разговаривали,  сражались в карты — и, по-видимому, не скучали; Валентина Михайловна

продолжала заигрывать с Неждановым, хотя к ее любезности стало примешиваться нечто вроде добродушной иронии.
      С Марианной Нежданов окончательно  сблизился — и, к удивлению своему, нашел, что у ней характер довольно ровный и что с ней можно говорить

 обо всем, не натыкаясь на слишком резкие противоречия.
Быстрый переход