На лице Кевина отразилось недоумение.

— Ты о чем?

— Я бы с удовольствием сказала, что ты был просто великолепен, но, к сожалению, подробностей я не помню.

Классическим жестом театрального простака Кевин почесал затылок, потом сделал шаг к Эшли и крепко взял ее за плечо.

— Похоже, голубушка, ты думаешь, что мы переспали?

Эшли открыла рот, но ничего не ответила.

— Ой-ой-ой. Во-первых, я не имею обыкновения овладевать нетрезвыми женщинами. А во-вторых, если бы между нами что-то произошло, ты бы это запомнила, — можешь не сомневаться.

Эшли уже давно не приходилось выставлять себя, такой дурой. Сначала она ощутила, как запылали ее щеки, потом к глазам подкатили слезы — но, к счастью, остановились где-то на ближних подступах: Кевин ласково погладил ее огромной ладонью по голове и улыбнулся:

— Бедный, оладушек. Нализался, в дым, а потом, задним числом, принялся фантазировать… Представляю, сколько всего ты передумала — в том числе и обо мне. Ладно, забудь, проехали и больше этой темы не касаемся. У меня есть другое предложение: может, в ближайшие дни куда-нибудь сходим? В кино, в джаз-клуб, в итальянский ресторан? Какие у тебя предпочтения?

— Кино… — проговорила Эшли дрожащим голосом. — Господи, я такая идиотка…

— Сказал же — проехали. А что ты любишь: мелодрамы, фантастику, боевики?

— Фантастику с роботами…

— Да ну? Не ожидал. Я был уверен, что мелодрамы со страстями. — Кевин скорчил гримасу, и все веснушки на его физиономии сдвинулись со своих мест, словно пересыпались стеклышки в калейдоскопе. — А на сегодняшний вечер, каковы твои планы?

— Идти домой…

— К сыну?

— Нет, он еще у бабушки. Вернется через десять дней.

— Так ты никуда не спешишь? Тогда, может, пройдемся пешком? Я тебя провожу. Минут за сорок доберемся, — заодно и погуляем эдак неторопливо. Знаешь, как раньше гуляли в тюремных дворах? Руки за спину и потихоньку двинулись по кругу…

— Не знаю, не сидела. Ну, провожай.

Если в начале прогулки Эшли еще испытывала мучительное чувство стыда за собственную глупость, то уже к середине пути оно полностью выветрилось. Кевин оказался словоохотливым малым и просто сразил Эшли увлекательным рассказом о своем переезде в Торонто из маленького Бентли, где он лет десять вел научную работу в местном университете. Его лаборатория часто получала заказы от фармацевтических компаний на испытания различных препаратов, а затем от «Карвер-Зегерс фармасьютикл» (которой он, по его словам, «приглянулся») последовало предложение войти в штат фирмы. Это предложение совпало с замужеством его младшей сестры, тоже благополучно перебравшейся в Торонто (ей удалось окольцевать литературного обозревателя одной из центральных газет), — так что Кевину сам бог велел продолжать карьеру на новом месте, в новом качестве и рядом с любимой сестричкой. Правда, снобы-коллеги в первое время называли его «провинциальным выскочкой» и демонстративно игнорировали, но он быстро прояснил ситуацию: получил свою тему, свою группу и утвердился в компании вполне прочно.

Уже около дома они обменялись телефонами, после чего Кевин сочно чмокнул ее в щеку, весело подмигнул и без долгих прощаний удалился. Он позвонил в пятницу днем и поинтересовался, не передумала ли еще Эшли идти в кино, а то билеты уже лежат у него в кармане. В фильме — в точном соответствии с ее пожеланиями — и впрямь фигурировала целая свора человекоподобных киборгов, но Эшли не успела толком разобраться в перипетиях сюжета. Кевин, на манер осваивающего науку искушения старшеклассника, выдержал паузу минут в пятнадцать, а потом — ненавязчиво, но настойчиво — полез целоваться.