Далее события развивались по классической схеме: после фильма они посидели в кафе, болтая о том, о сем; потом Кевин подвез ее домой, потом они вместе поднялись в ее квартиру. К этому времени Эшли (прекрасно понимавшая, куда все катится) уже успела пересмотреть свои соображения недельной давности о том, что ей нравится другой тип мужчин и что Кевин производит впечатление завзятого ловеласа. Зато он обладал мощной позитивной энергетикой, источал невероятное обаяние, являлся каноническим простодушным добряком и замечательно целовался. В результате они еще немного поболтали, капельку выпили, потом вполне органично переместились на диван, где все — столь же органично — и произошло. И Эшли была вынуждена признать справедливость самоуверенного заявления Кевина: забыть эти полчаса на диване и впрямь не представлялось возможным — ей, во всяком случае.

Кевин остался у нее на ночь, но утром заявил, что ему пора бежать: он обещал нескольким приятелям быть сегодня на теннисном корте и должен мчаться домой за ракеткой. Эшли ощутила, что он несколько подавляет ее своим напором и жизненной активностью, однако все же собралась с духом и высказала какие-то куцые похвалы его изумительным способностям. Мыслей на сей счет, у нее было куда больше, но она не умела облекать их в слова, стеснялась говорить на эту тему и боялась показаться неискренней. Радостно засмеявшись, Кевин быстренько потискал ее своими волосатыми лапами и почти сразу же исчез.

В среду они встретились еще раз — все прошло практически по тому же сценарию; в пятницу Эшли привезла домой Марка, а в субботу ближе к вечеру ей позвонил Кевин и сообщил, что подъехал к ее дому можно ли ему подняться? Это было настолько неожиданно, как снег на голову, — Эшли не успела ни подготовиться сама, ни провести подготовительную беседу с сыном, — но, как бы там ни было, через пять минут Кевин уже возвышался на пороге. Марк — худенький, большеглазый, со слегка вьющимися темно-русыми волосами — вышел в прихожую вместе с Эшли: схватив ее за край платья, он держался на полшага позади и смотрел на внезапного гостя исподлобья.

— О-о! — ликующе произнес Кевин. — Привет, Марк! Давно хотел с тобой познакомиться. Как отдохнул у бабушки?

— Хорошо, — неуверенно ответил Марк, покосившись на Эшли. — А вы кто?

— А я Кевин. Мы с твоей мамой вместе работаем, ходим в кино, гуляем…

Эшли стояла, напрягшись, предупреждающе положив руку на теплую макушку сына. Больше всего она боялась, что Кевин сделает какой-то неверный ход, способный обидеть или сразу оттолкнуть. Но он, похоже, и сейчас действовал так же уверенно, как и в любой другой ситуации, верный своему принципу никогда не делать пауз в болтовне.

— Слушай, Марк, твоя мама говорила, что у тебя есть аквариум, но я ни разу не входил в твою комнату и его не видел. Я очень увлекаюсь рыбками, мне хочется, чтобы ты сам мне их показал. По словам твоей мамы, она не очень хорошо в этом разбирается, зато ты просто настоящий знаток по части рыбок. Покажешь?

Марк кивнул и, по-прежнему не выпуская из рук подол материнского платья, направился к себе. Эшли ничего не оставалось, как последовать за ним, Кевин замыкал процессию. Войдя в комнату Марка, он осмотрелся с уважительным одобрением:

— Классный дизайн. Любишь мягкие игрушки?

По мнению Эшли, ее сын в свои восемь лет, мог бы уже и поумерить любовь к мягким игрушкам. Над его кроватью висели два огромных мохнатых паука изумрудного цвета, рядом на стульях восседали заяц с оторванным ухом и медведь в короне, на кровати располагались бархатистая змея с высунутым жалом и угрожающих размеров пчела, на столе жались друг к другу умилительные лягушка и божья коровка, на полу валялось нечто пухлое, бежевое, с мордой и лапами, с точки зрения зоологии, не поддающееся идентификации.