Полин едва слышно вздохнула и предалась любимому занятию: стала мысленно облачать Николаса в костюмы разных эпох. Сначала она надела на него серый камзол с крупными пуговицами, пышный шейный платок и напудренный парик с косицей. Однако вместо Моцарта получился Сальери. Полин отступила на век назад и обрядила Николаса в черный атласный плащ, украшенный звездообразным кружевным воротником, а за пояс заткнула шпагу. Это ее вновь не удовлетворило. Пришлось отодвинуться еще на сто лет и вспомнить «Портрет молодого человека» Дюрера. Меховой жакет, белая рубашка с воротником-стойкой и огромный бархатный берет, лихо сдвинутый набок, сели на Николаса просто идеально: он оказался классическим персонажем начала XVI века. Полин упоенно принялась дорисовывать ему длинные завитые волосы, но тут Николас поднял глаза.

— А почему на обложке проспекта, рекламирующего гибкие пластмассовые упаковки, женская ручка, упершаяся в бедро? Согласен бедро весьма привлекательное, но какое оно имеет отношение к упаковкам?

— Так ведь упаковки гибкие. Это намек на плавность и мягкость линий…

— Ну, допустим. А почему мизинчик этой невидимой особы украшает бриллиант размером с маленькую тыкву? Это на что намекает?

Полин чарующе улыбнулась и сложила ладони перед грудью, словно моля о пощаде.

— Когда я еще училась искусству дизайна, у меня был замечательный педагог. Он говорил: «Если реклама — двигатель торговли, то женщина — двигатель рекламы. Поместите красивую женщину рядом с любым продаваемым товаром — от роскошного автомобиля до отбойного молотка, — и этот товар будет продаваться куда лучше и быстрее».

Николас посмотрел на Полин поверх низко сидящих очков. Так всегда смотрели добрые дядюшки (в первую очередь Санта-Клаус) из детских фильмов-сказок: в таком взгляде ощущалась снисходительная ирония.

— Вы понимаете, Полин, у меня довольно специфический товар. Красивая женщина в ванне воспринимается почти как порнография, красивая женщина на унитазе — как издевательство над всем святым, что еще осталось в этом мире. Обложки надо будет продумать особо.

— Разумеется. Можно вообще пойти по пути примитивизма: никаких картинок, только крупный текст.

Николас сложил буклеты в стопку и побарабанил по ней пальцами:

— Примитивизм я тоже не приветствую… В последнее время мы, к сожалению, стали терять рынок. Понимаете? В марте должна пройти грандиозная выставка-ярмарка, куда мы потащим все наше оборудование. И буклеты у нас должны быть броскими, запоминающимися. Чтобы их разобрали. А потом пусть хоть отдают детям вырезать картинки, главное… они должны привлечь внимание. Я еще раз прогляжу образцы, не возражаете?

Помотав головой, Полин со злостью подумала, что Сол (которого Николас и не думал вспоминать) мог бы хоть слово проронить: что-нибудь про игру света и цвета. Куда только делось все его красноречие? Во время новой паузы она решила изучить убранство кабинета. Рядом с огромным монитором обнаружилась небольшая фотография в рамке: хорошенький белобрысый юноша красовался на фоне бледно-зеленых холмов и низкого облачного неба. «Его сын? — недоверчиво подумала Полин. — Но ведь совсем не похож.