От этих слов повеяло чем?то очень взрослым и серьёзным. Но задавший вопрос мальчишка тут же разрушил это ощущение, широко улыбнувшись и дурашливо подняв руки:

— Я что, я ничего… —  он посмотрел на меня из?под упавшей на глаза чёлки и представился: —  Паша. Паша, Зубков.

   Я кивнул, и тут же начали представляться и остальные — то ли соблюдая какой?то неизвестный мне порядок, то ли просто кто как успевал.

   Довольно трудно описывать реальных людей. Особенно реальных пацанов и девчонок. Выдумывая героев, можно снабжать их шрамами на лице, горящими глубоко посаженными глазами, яркими отличительными признаками типа татуировки или слепоты после ранения… А таких, как мои новые знакомые — сотни в каждом городе. Разных, конечно, но чем?то похожих, особенно при первом рассмотрении. Поди отличи. И я, конечно, понимал, что сразу всех не запомню. Хотя и старался.

   В компании был ещё один Зубков, Дима — на вид помладше первого, смуглый от природы и темноволосый, но с такими же серыми глазами, как у Паши и вообще чем?то сильно похожий. Так бывает — «похожие непохожие», вроде всё другое, а ясно, что перед тобой братья.

   Круглолицего и плотного мальчишку помладше меня — с серыми глазами чуть навыкате — звали Максим Саппа (и я узнал, что у Нины–Антонины фамилия тоже Саппа; вот уж совсем не похожи, если они брат и сестра! А фамилия Романа была Буров).

   Около костра сидел, держа на коленях гитару (опять гитара) эдакий красавчик, но не как «скандинавоэльф» Роман, а типично славянский — чуть курносый, с большими серыми глазами, нейтрально–русый, ширококостный, но в то же время подтянутый, пухлогубый. На вид постарше меня. Звали его Коновалов, Саша. Рядом с ним устроилась рыжеватая девчонка со смешливыми светлыми глазами на узком, чуть веснушчатом лице — Аня Редина. Редин был и ещё один — длинный, нескладный парень с острым носом и короткой стрижкой. Тоже совсем непохожий. Может, и не брат никакой, а просто однофамилец.

   Накачанный — не специально, просто такой крепенький — желтоглазый (именно желтоглазый) и длинноволосый, почти как Роман, мальчишка, назвавшийся Вадимом Толубеевым, всё время играл длинным ножом. У него, кстати, я и правда заметил шрам, и неплохой — во всю грудь справа, от ключицы до соска. Мне показалось, что я ему совершенно неинтересен.

   Оля Назарова, третья девчонка в компании, была невысокая толстушка с косой, из?за своей упитанности явно не комплексовавшая и весёлая.

   Тёмно–русый, круглолицый, как Максим, но высокий и кареглазый — один такой кареглазый в компании — мальчишка, Дима Лукьянов, единственный поднялся и пожал мне руку. Правда, я не ощутил ни в ком недружелюбия. Хуже всего были пожалуй равнодушие Вадима и какая?то непонятная ирония Антонины. Остальные, похоже, были готовы со мной подружиться.

   Я так почувствовал, а я уже упоминал, что неплохо чувствую людей при первом знакомстве.

   Юрка между тем уже разделся и полез в воду, толкая перед собой баллон с ухитрявшейся царственно на нём возлежать Нинкой — похоже, им нравилось играть в Величественную Госпожу и Влюблённого Слугу. Я, посматривая по сторонам, тоже стащил бермуды, скинул кроссовки и уселся на песок. Никто не спешил со мной заговаривать, но и чужим я себя тоже не ощущал — и внезапно с удивлением понял, что, пожалуй, нашёл друзей.

   Это было странное ощущение.

— Что умеешь? —  деловито, но в то же время дружелюбно поинтересовался вдруг Паша, переворачиваясь на живот и глядя на меня.

— Отстаааань от него, Зуб, —  протянула веснушчатая Аня.