Интересно, откуда взялась эта странная идея, что Марк взял на себя буквально все? Да, раньше он любил ее и старался для нее многое делать. Но... каждый раз приходя домой, она делала большую уборку. Делала, кстати, те же заготовки на зиму. Готовила, стирала, гладила. Варила Марку на несколько дней суп. Конечно, живя один, он обслуживал себя сам...

 Дети? Но до марсена Ивик растила их сама, и тогда Марк вообще практически не помогал. А потом    детей нет целый день, целую неделю, позже    вообще они появлялись только на каникулы. В чем же заключалось "воспитание" Марка? В том, что он проводил с ними чуть чуть больше времени, чем Ивик? Она бы, конечно, предпочла иметь выходные каждую неделю, как все нормальные люди...

 Марк не был таким уж суперхозяйственным. А главное    Ивик вовсе не чувствовала себя с ним "как за каменной стеной". Однако ж, вот взялась откуда то такая легенда. И мама считает ее вертихвосткой, которая "не знает, такое настоящая семейная жизнь", и Дана.

 Может, потому что такие легенды вообще ходят про женщин гэйн? Не буду об этом думать, решила Ивик. Это Дана. Сестра, родной человек. Не хватало еще с ней поругаться из за таких пустяков.

 Дана иначе смотрит на ситуацию. У нее ведь тоже "кто то был". Ивик давно об этом знала. Были влюбленности, отношения какие то. Когда дети подросли    Дана оправилась и снова изменилась. Стала красивой женщиной, похудела. Фигура    не хрупкая, как когда то, но женственно изящная, черные локоны, огромные глазищи. Научилась хозяйствовать. Нашла себя в новой жизни, забыв о том, что готовилась быть гэйной. Она даже иногда играла на скрипке, особенно перед гостями.

 Такая женщина не станет ждать, пока муж гэйн торчит на Триме неделями и месяцами.

 Дану можно понять. Не засушивать же такую красоту и такую душу. Тихо, шито крыто, и Дэйм ни о чем не догадывается. И церковь ни о чем не знает. Ведь это же самое главное    чтобы никто ничего не знал; а что там    все мы грешники. Дана не может жить без любви. И у нее ведь почти совсем нет родни. Она еще более одинока в жизни, чем Ивик. Ее жалко. Все это Ивик понимала, и никогда Дану не осуждала.

И Марка тоже можно понять. И его тоже жалко.

 Вообще пока понимаешь других    жить легко. Как только задумываешься о себе, о том, что делают с тобой    так сразу становится невыносимо тяжело. Может быть, в этом и суть, что никогда не надо думать о себе, только растворяться в ближних?

 Но как то не получается.

  Дан, а давай как нибудь сходим в Медиану,   предложила Ивик,   погуляем? Ты играешь иногда в Медиане?

 Дана криво улыбнулась, одной стороной красивых губ.

  Да я бы, может, сходила, только времени нет совсем.

 Она подняла голову и прислушалась. В глубине блока запищала во сне Лати. Пискнула несколько раз    и угомонилась, кажется.

  Пойду проверю,   Дана поднялась,   что то она спит плохо.

 Ивик вернулась в санаторий    долечиваться. Она наврала врачу    ей еще было тяжеловато двигаться, болело то в одном месте, то в другом, ныли кости. Ей нужны были массажи, прогревания, ванны, всяческие примочки. Ей нужны были прогулки по парку, чистейший морской воздух и вечером компания у камина.

 Хотя она беспрерывно думала о Кейте.

 Но как ни странно, мрачные эти думы нисколько не мешали писать. Ивик примеривалась к роману о будущем. Писала отдельные сцены, продумывала план. Бывает горе и стресс, которые писать не дают, отвлекают, погружают в мрачную трясину. А бывают    даже более сильное горе и мощнейший стресс которые словно добавляют огня в топку, словно их и пережигаешь, уничтожаешь, как противника в Медиане.