Изменить размер шрифта - +
 – У этих трех Шончан наверняка есть друзья, которым не понравится, что их товарищей ткнули лицом в грязь. Это сделала знаменный, но поверь мне, они переложат всю вину на нас, потому что понимают, что нам сдачи они дать смогут, а ей – нет. Возможно, офицеры сочтут, что правда на нашей стороне, как это сделала знаменный, но рассчитывать на это нельзя. Можно только точно сказать, что эти приятели устроят нам неприятности, если мы останемся тут пусть даже еще на день. Оставаться нет смысла, если есть угроза драки с вояками, тем более что люди могут быть ранены и лишены возможности выступать. Ну и сложности с законом в любом случае неизбежны.

Это была самая длинная речь, которую Мэт слышал из уст Петры. Мужчина прочистил горло, будто ему стало стыдно за свою болтливость.

– Что ж, – пробормотал он, снова склоняясь над упряжью, – Люка скоро захочет отправиться в путь. Тебе тоже следует заняться лошадьми.

Этого как раз Мэт не хотел. Когда у тебя есть деньги, самое замечательное состоит не в том, что ты можешь купить, а в том, что ты можешь заплатить другим, чтобы они сделали работу за тебя. Как только Мэт понял, что труппа собирается ехать дальше, он наказал четырем Красноруким, которые жили в палатке вместе с Челом Ванином, впрячь лошадей в его фургон и фургон Туон, проинструктировал их, что делать с «лезвием», и велел седлать Типуна. Упитанный конокрад, – правда, за все то время, что Мэт знал его, он не украл ни одной лошади, – лишь удосужился приподняться на локте и сообщить, что соизволит встать только тогда, когда остальные вернутся. После чего он снова завернулся в одеяла и принялся сладко похрапывать прежде, чем Харнан и его приятели успели натянуть сапоги. Умения Ванина были настолько ценны, что никто не осмеливался ему перечить, разве что поворчали насчет раннего подъема, но все они, – кроме, наверное, Харнана, – все равно были бы недовольны, если бы им позволили проспать до полудня. Когда же появлялась потребность в талантах Ванина, он отрабатывал в десятикратном размере, причем все знали об этом, даже Ферджин. Тощий Краснорукий не отличался сообразительностью, когда дело не касалось службы. Когда же речь заходила о ней, то в нем проявлялся спавший до этого крепким сном ум. Ну, пусть не ум, но смекалка – точно.

Караван покинул Джурадор еще до того, как из-за горизонта показался солнечный диск: длинная змея из фургонов ползла через темноту по широкой дороге, ее голову – ярко-алого монстра, принадлежавшего Люка, – тащила шестерка лошадей. Сразу за ним ехал фургон Туон. На козлах сидел Гордеран, – глядя на его широченные плечи запросто можно было счесть его цирковым силачом, – а Туон и Селусия, одетые в добротные плащи с капюшонами, жались по обе стороны от него. Грузовые фургоны, клетки с животными и запасные лошади замыкали караван. Часовые Шончан наблюдали за отбытием труппы: молчаливые, облаченные в доспехи фигуры вышагивали по периметру лагеря. Да и сам лагерь не был погружен в тишину. Среди палаток ровными рядами выстраивались серые тени, в то время как голоса, медленно двигающиеся вдоль этих рядов, выкрикивали имена, на которые сразу же кто-то откликался. Мэт едва ли не сдерживал дыхание, пока эти равномерные выкрики не растаяли за спиной. Дисциплина – отличная штука. Но для других.

Мэт ехал верхом на Типуне рядом с фургоном Айз Седай, в середине длинной вереницы каравана, и вздрагивал каждый раз, когда лисья голова у него на груди становилась холодной, – это, кстати, начало происходить, когда они успели отъехать от места стоянки едва на милю. Судя по всему, Джолин не теряла времени. Ферджин, сжимая поводья, болтал с Метвином о женщинах и лошадях. Оба лучились довольством, словно свиньи в клевере, но ни один не имел ни малейшего понятия, что происходит внутри фургона. В конце концов, медальон перестал менять температуру и просто остался холодным.

Быстрый переход