Вскоре, он запретил всем рассказывать ему слухи о Ранде. Бороться с цветным вихрем в голове было крайне сложно, тем более что верх над видениями он одерживал не чаще, чем проигрывал. Иногда все было нормально, но порой перед Мэтом представали образы Ранда и Мин, которые вели себя крайне непристойно. Тем более что слухи все время оказывались неодинаковыми. Возрожденный Дракон убит Айз Седай, Аша’манами, Шончан и еще какой-нибудь нечистью. Нет, он скрывается, он тайно собирает армию, он совершает великую глупость, или еще что-нибудь в таком духе – новости менялись от деревни к деревне или даже от таверны к таверне. Единственное, что было очевидно, – Ранд больше не в Кайрене и никто понятия не имеет, где же он. Возрожденный Дракон исчез.

Удивительно, насколько алтарские фермеры и деревенские жители обеспокоены этим. Не меньше, чем заезжие торговцы и весь люд, работающий на них. Никто не знает о Возрожденном Драконе ничего, кроме тех баек, что сами постоянно рассказывают, и все же его исчезновение внушает всем страх. Том и Джуилин явно трусили, пока Мэт не запретил им говорить на эту тему. А что, если Возрожденный Дракон действительно мертв? Что тогда будет с миром? Эти вопросы задают люди поутру за завтраком и вечером, перед тем как идти спать. Мэт мог бы сказать им, что Ранд жив, – проклятые видения не дают в этом усомниться, – но вот объяснить, откуда ему это известно, будет куда сложнее. Даже Том и Джуилин с сомнением относятся к истории про цвета. Купцы и все остальные просто сочтут его сумасшедшим. А если даже все вдруг поверят ему, то это только распространит массу лишних слухов, которые могут заставить Шончан пойти по его следу. Убрать эти проклятые цвета из головы – вот все, что Мэту нужно.

После переезда в палатку артисты начали странно посматривать на Мэта, можно сказать, с любопытством. Сначала он бежит с Эгинин, – Лильвин, раз она так просит, – а Домон предположительно является ее слугой, а теперь она выходит замуж за Домона, и Мэт окончательно съезжает из фургона. Часть труппы сочла это хорошей расплатой за то, что Мэт постоянно волочится за Туон, но, как ни странно, не меньшая часть отнеслась к нему с симпатией. Пара мужчин посочувствовали, сославшись на непостоянство женщин, – ну, по крайней мере, когда поблизости не оказалось ни одной представительницы прекрасного пола, – а кое-кто из незамужних дам, гимнасток, акробаток и швей, даже начал поглядывать на Мэта с излишней теплотой. Быть может, это ему и понравилось бы, если бы они не стремились одарить его туманным взглядами в присутствии Туон. В первый раз Мэт так удивился, что у него глаза чуть не выскочили из орбит. А Туон, судя по всему, нашла это очень забавным! Судя по всему. Только дурак может судить о том, что происходит в голове у женщины, по улыбке на ее лице.

Мэт обедал с Туон каждый полдень, когда караван останавливался, и даже стал приходить на вечернюю партию в камни пораньше, чтобы ей приходилось кормить его еще и ужином. Нерушимая истина: если заставишь женщину кормить себя на постоянной основе – значит, ты на пути к победе. Ну, по крайней мере, они вместе обедали, если его пускали в фургон. Однажды вечером Мэт обнаружил, что дверь заперта на засов, и никакие уговоры не заставили Туон с Селусией открыть. Видите ли, днем в фургон залетела птица, а это – невероятно плохое предзнаменование, в честь чего обе решили посвятить вечер молитвам и самосозерцанию, чтобы отвратить грядущее зло. Такое ощущение, что эти двое просто живут суевериями. Туон или Селусия, а то и обе, делали руками странные пассы при виде порванной паутины с сидящим в ней пауком. Туон с серьезным видом пояснила, что убрать паутину можно только выгнав оттуда паука, а иначе это грозит смертью одного из близких в течение месяца.