Меня обжигает концентрированной радостью, сердце, будто ошалевшее, вырывается из груди, за его гулом я собственных мыслей не слышу. Он сказал, он это сказал! Признал свою вину. Я не ошиблась в нём. Чувствовала, что он лжёт, что между нами не обычный секс, а нечто большее.
– Может, сядем в машину? На улице холодно, не хочу, чтобы ты замёрзла, – предлагает Владимир.
Я вглядываюсь в его лицо. Оно не кажется холодным или безэмоциональным. Владимир не скрывается за маской, что ему несвойственно. Он был открытым в ту волшебную неделю, которую мы провели вдвоём. А в день нашего расставания он вёл себя грубо, не смотрел мне в глаза и придерживался дистанции. Я тогда очень испугалась. Когда любимый человек закрывается от тебя – это больно и страшно.
– Нет, я не хочу в машину.
«Потому что я не готова находиться с тобой в замкнутом пространстве! Я не хочу вдыхать аромат твоего парфюма, не хочу, чтобы нас разделяли считанные сантиметры. Это будет слишком жестоко», – добавляю я мысленно.
– Хорошо, – Владимир снимает с себя куртку и без спроса накидывает её мне на плечи.
– Не нужно, – отталкиваю его.
– У тебя зубы стучат. Не геройствуй.
Да они от волнения стучат! Балбес ты, Владимир, ничего в девушках не смыслишь. Но приятно, что ты обо мне заботишься.
– Я не мерзлячка, – бурчу, а сама куртку пальцами сжимаю и запах любимый чувствую. Боже, как сильно мне его не хватало!
– Прости меня.
Я дар речи теряю. Волна эмоций захлёстывает с головой, пальцы дрожат. Я часто моргаю, отворачиваюсь, чтобы он не увидел мою слабость.
– За что конкретно ты просишь прощения? Ты много раз косячил, – мой голос звучит ровно, что удивительно в этой ситуации.
– Я не должен был тебя прогонять. Я… испугался того, насколько между нами всё идеально складывается. Прошлый опыт твердил мне, что так легко не бывает. Всегда есть подводные камни.
– И какие же у нас были подводные камни?
– У тебя никаких, – говорит он с улыбкой, а потом вновь серьёзнеет. – Дело во мне. Я не привык доверять людям. Не привык выражать свои эмоции, делиться с кем то теплом, разговаривать по душам. Иными словами – я не привык быть уязвимым. А ты меня таким сделала. И когда я это осознал, то испугался.
Я верю ему, сердцем знаю, что Владимир честен со мной.
– Почему ты ничего не сказал? Зачем было прогонять?
– Тяжело о таком говорить, Вик. Я будто с кровью из себя эти слова выдираю.
– Бедняжка, – произношу с сарказмом. Обида и боль никуда не делись, сейчас они вновь расправили крылья. Я смотрю на Владимира и вспоминаю, каким чёрствым он был три недели назад. Не хочу это помнить, но оно само собой получается!
– Я понимаю, что тебе больно…
– Да ничего ты не понимаешь! Я тебе поверила, я в тебя… – запинаюсь. Нет, признаний в любви он не дождётся. – Я чувствовала тебя, я думала, что знаю тебя, я полностью перед тобой открылась, а ты всё это растоптал несколькими фразами! И потом не позвонил, не извинился, вообще обо мне забыл. Почему вспомнил именно сейчас? Что изменилось?
– Мне нужно было время. Я собирался с тобой поговорить, как только вернусь из путешествия.
– Мы виделись пару дней назад, возле школы, и ты ничего мне не сказал… – всхлипываю, эмоции душат изнутри.
– Я спешил забрать Ксюшу. Это был неподходящий момент для серьёзного разговора.
– Неподходящий для тебя, – замечаю с горечь. – Я бы с удовольствием тебя выслушала. Но ты заботишься только о своём комфорте!
– Вик, это неправда, – он хочет ко мне прикоснуться, но я дёргаюсь, не позволяю. – Прости. |