«Почему? По какому праву?» — терзался Петр.

Сухой кашель заставил его встрепенуться. Он поднял голову и увидел перед собой бледное лицо-маску. На месте глаз зияли темные провалы, а над щелью рта топорщились буденовские усы. Они пришли в движение и, как сквозь вату, до Петра донеслось:

— Как ты?

— Живой, — непослушным языком ответил он.

— Ну, слава богу.

— Лучше бы подох.

— А что так?

— Там хоть знал за что. А здесь…

— Да, брат, война. Она так вывернет, так перекрутит, что и не знаешь, куда деваться. Выходит, из окруженцев?

— Из них. Шел к своим, а они… хуже врага.

— Всяко бывает, — неопределенно ответил усач и перебрался ближе.

На вид ему было все шестьдесят.

«Да, хреновы наши дела, если таких на фронт посылают», — с горечью подумал Петр и спросил:

— Давно в окопах?

— Как шахта под немца ушла, почитай второй месяц.

— И сколько тебе годов?

— На нонешний должно стукнуть пятьдесят два… Если доживу.

— А что, моложе не нашлось?

— Моложе, старше… А хто нашего брата спрашивает? Вон Гитлер як прет, под Москвой уже стоит.

— Да-a? Кто бы мог подумать.

— Вот так и думали, что пол-России просрали! А народу сколько угробили — страх божий!

— Как же так? Пора уж научиться воевать, — сокрушался Петр.

— Эт ты меня спрашиваешь? А мне откель знать. С командиров надобно спросить. Пацанов понаставили! А они што в военном деле понимают — ниче! У них только одно: вперед да вперед. На танки и пулеметы с трехлинейками и лопатками кидают, думают в нашей кровушке фрица утопить.

— Выходит, с командиром характерами не сошлись? — догадался Петр о причине того, почему бывший шахтер оказался с ним в одном сарае.

— А што мне с ним сходиться? Его дело — командовать, а наше — выполнять. Но когда барана на убой гонят, то и тот начинает брыкаться. Дурачок, почти весь взвод положил.

— Застрелил?

— Я што, душегуб какой-то? Не, мне лишний грех на душу не надобен. По морде смазал. А рука у меня тяжелая, считай, двадцать годков в забое шуровал.

— Убил?

— Не, морду на сторону своротил.

— И что теперь?

— А ничего, у них разговор короткий — под трибунал.

— Может, не все потеряно, разберутся.

— Гляди… С тобой больно разбирались, — с горькой иронией произнес бывший шахтер и полюбопытствовал: — За што хоть страдаешь?

Петр замялся. В это время из дальнего угла донесся шорох. Копна соломы рассыпалась, и из нее показалась тщедушная фигура. Если бы ни форма, то бойца можно было принять за мальчишку, на его правой руке болталась замызганная повязка, а под глазами расплывались темные круги.

— Ты кто? — спросил Петр.

Боец промолчал, за него ответил бывший шахтер:

— Дурачок.

— В смысле?

— Самострельщик.