Ладно, они выразились несколько иначе; просто мне нравится так говорить.

В прошлом году, когда моя сестра решила выглядеть как труп, они прикусили язык и сказали, что она может самовыражаться, как ей того хочется.

Мои родители святые, когда речь заходит о терпении, но я понимаю, что оно у них уже на исходе.

— Три рубашки, — говорит мама и отдает кипу тряпок обратно Хейли. — Я сказала тебе выбрать три рубашки и две пары брюк. А черных футболок у тебя и так несколько десятков. Еще десять тебе не нужны.

Пресекая попытку Хейли поспорить, мама поворачивается ко мне.

— Значит, на биологии тебе хочется спать. Какие еще новости?

— Одди стоит оставить себе современную литературу. Это стопроцентная пятерка.

— О! Наш помощник учителя на Семинаре суперсекси! — говорит ей Отем.

Будто инстинктивно желая меня защитить, мама скользит взглядом в мою сторону, а уже потом смотрит на Одди.

— И кто он?

— Себастьян Бразер, — с придыханием отвечает Отем.

Стоя позади нас, Хейли издает стон, и мы оборачиваемся в предчувствии неизбежного.

— Его сестра Лиззи в моем классе. Она вечно такая счастливая.

Я усмехаюсь.

— Какая гадость, да?

— Таннер, — предупреждающе говорит мама.

А моя сестра толкает меня в плечо.

— Заткнись, Таннер.

— Хейли!

Отем решает сменить направление нашего внимания.

— Себастьян учился на Семинаре в прошлом году. Видимо, его книга на самом деле была хороша.

Мама протягивает мне футболку с узором пейсли, которая настолько ужасна, что я даже не готов это вслух произнести. Она прикладывает ее к моей груди и строго на меня смотрит.

— О, значит, он ее продал, да? — спрашивает она у Отем.

Та кивает.

— Надеюсь, по ней снимут фильм, причем с ним в одной из ролей. У него такие мягкие волосы и такая улыбка… Господи.

— Он часто краснеет пятнами, — не думая, добавляю я.

Мама застывает, но Отем, кажется, в моих словах не замечает ничего странного.

— Точно.

Мама вешает рубашку и сдержанно смеется.

— Кажется, нас ждут проблемы.

При этих словах она смотрит на Отем, но я не сомневаюсь, что имеет в виду меня.

***

Мой интерес к внешнему облику Себастьяна Бразера к пятничному занятию не уменьшился. Впервые с тех пор как переехал сюда, я стараюсь ничем себя не выдать. Если бы я увлекся помощником учителя женского пола, то не было бы ничего странного, если кто-нибудь поймал меня на взглядах в ее сторону. Но с ним мне попадаться никак нельзя. И, откровенно говоря, поддержание нейтрального выражения лица сильно утомляет. Фудзита с Себастьяном обходят аудиторию, пока мы записываем идеи всеми возможными способами — план-конспект, отдельные фразы, тексты песен, рисунки, — я же на чистом листе бумаги рисую спирали, лишь бы не следить за его передвижениями. Сидящая рядом со мной Отем стучит по клавиатуре со скоростью тысяча слов в минуту, не поднимая головы для передышки. Это отвлекает и раздражает. Абсурд, конечно, но мне кажется, будто она каким-то образом высосала из меня всю творческую энергию. Но когда я встаю, чтобы уйти в другой конец аудитории и побыть одному, едва не сталкиваюсь с Себастьяном.

Грудь к груди, мы стоим и смотрим друг на друга, прежде чем отойти на шаг.

— Извини, — говорю я.

— Да нет, это ты меня извини, — его голос низкий и тихий, с каким-то гипнотизирующим ритмом. Интересно, когда он начнет давать проповеди, будет ли его голос звучать менее осуждающе, чем у других?

— Фудзита сказал, что я должен поработать с тобой более тесно, — говорит Себастьян, и я понимаю, что он шел поговорить со мной.