Кажется, я тут сильно дал маху. У меня сложилось довольно странное представление о мормонах как о вкрадчивом тайном зле. И мне кажется нереальным, что они могут посмеяться над собой.

— Я веду себя как мудак, — когда слово бесконтрольно срывается с языка, я морщусь, будто выругался в храме.

Себастьян качает головой и проглатывает еду.

— Что? Нет.

— Просто я не…

— …знаком с Церковью, — заканчивает он вместо меня. — Как и большинство людей.

— Большинство людей как раз наоборот, — возражаю я. — Мы ведь живем в Прово.

Он внимательно смотрит на меня.

— Таннер, я знаю, что мир одним Прово не ограничен. И все мы это понимаем. Кроме того — говорю сейчас без претензий — не мормоны наверняка рассказывают друг другу о Церкви далеко не лучшее. Я ведь прав?

— Пожалуй, да, — я опускаю голову и вонзаю вилку в почти нетронутый ланч. Себастьян заставляет меня нервничать — в лучшем из смыслов: когда от волнения кружится голова. А в момент, когда я поднимаю голову и смотрю на его лицо, мою грудь сдавливает изнутри, и становится почти больно. Внимание Себастьяна сосредоточено на еде, так что у меня есть несколько секунд поглазеть на него самым бесстыдным образом.

В заполненной мыслями голове до меня пытается докричаться слабый голосок: он мормон. Это обречено на провал. Отступай. Отступай!

Я смотрю на линии его челюсти и шеи и на слегка виднеющиеся в расстегнутом воротнике ключицы.

У меня слюнки текут.

— Еще раз спасибо за ланч, — говорит Себастьян, и я резко поднимаю взгляд, а по блеску в его глазах понимаю, что попался.

— Ты правда никогда не убегал из кампуса? — совершенно без перехода спрашиваю я.

Жуя, он мотает головой.

— Часть меня хочет, чтобы ты плохо себя повел, хотя бы чуть-чуть.

Черт.

Что я сейчас ляпнул?

Себастьян смеется, кашляет из-за проглоченного большого куска курицы и пьет воду из бутылки, стоящей на столе.

— Один раз я все-таки убегал.

Кивком я даю ему понять, чтобы он продолжал, а сам затыкаю себе рот едой в надежде, что это успокоит беснующиеся внутренности и ошалевший мозг.

— В прошлом году у меня была запись к ортодонту, а когда вернулся, шла середина занятия. После которых по плану было собрание, а потом обед, и… — Себастьян качает головой и снова заливается этим чертовым румянцем, — …я понял, что искать меня никто не будет. И что у меня есть три часа, в которые можно заняться чем угодно.

Я проглатываю крупную креветку, и это больно. Хочу, чтобы он рассказал, как отправился домой и гуглил фотки целующихся парней.

— Я пошел — один! — в кино и съел целую пачку лакричных конфет, — Себастьян наклоняется ко мне и дразняще на меня смотрит. — А еще пил Кока-колу.

Мой мозг завис. И не может выбрать, какую эмоцию запустить: умиление или замешательство. Господи боже, вот, значит, как себя ведет Себастьян-плохиш?

Глядя на меня, Себастьян качает головой, и внезапно до меня доходит, кто из нас двоих на самом деле наивный. А когда он откидывается назад и смеется, я осознаю, что попался. И не осталось ничего от меня прежнего.

Я не могу его понять. Он неуловим.

Я не знаю, о чем он думает и подшучивает ли надо мной, или же он на самом деле настолько правильный, но у меня еще никогда не возникало такой жгучей потребности податься вперед и, прижавшись губами к шее, умолять об ответном желании.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В полном оцепенении я еду домой, практически не в состоянии вспомнить, что было после ланча.