Сейчас получил от Лиды письмо. Изображает себя моей жертвой. Я, видишь ли, приказал ей уехать из Киева, и она, повинуясь моим велениям, едет в Крым!!!

Скажи ей, что все это — мифы. Зная, как ненавистен ей Крым, я ни звука не говорил о Крыме. Зачем ей ехать туда в такую жару, понять не могу. Да и зачем ей ехать куда бы то ни было? И зачем воображать меня каким-то тираном? Или трусом? Впрочем, это все естественно в ее положении, и дико мне было бы сердиться на больную, загнанную, бесконечно несчастную женщину.

Я послал ей длиннейшую телеграмму, уговаривая остаться в Киеве — или где она хочет, — но боюсь, что телеграмма запоздала… В таком случае — ты увидишься с ней (на что ей это свидание, я понять не могу!!!) — сообщи ей, что полученную от нее телеграмму-доверенность я лично предъявлю кому следует, что Люша цветет, что на изгнание Иды никто у нас не покушается и, главное, что есть признаки, что положение Лиды и Катеньки Л, и тысяч других Лид и Катенек стало тверже, прочнее.

Купаешься ли ты? Вообще, как проводишь день. С кем, кроме Рахманова, дружишь? Видел вчера Татку, она была у нас, говорила со мной покровительственно. Здорова, толста, бесконечно мила. Была у нас Мария Николаевна, получившая путевку под Лугу.

Я кончил воспоминания о Горьком.

Корплю над сволочной повестушкой.

Твой Ч.

Марину глажу по седеющим волосам.

Гуле привет! Мама переутомлена. Кланяется вам. Татка ропщет: почему не пишете?

15 мая 1938 г. Одесса

Милый папа.

Мы второй день в Одессе, на Большом Фонтане. Здесь прекрасно — тихо, пустынно, солнце печет. Сегодня в первый раз выкупался. Этот украинский писательский дом отдыха находится в бывшей даче Федорова — ты, верно, знаешь. Здесь пока кроме нас никого нет.

Ехали мы из Ялты пароходом. Выехали в дождливый день, горы были скрыты туманом. А подъехали вчера к Одессе — порт, мол, маяк, корабли, город — все сверкало на солнце. Лида ехала с нами. На пароходе мы жили очень дружно. Мне кажется, Ялта несколько успокоила ее и отвлекла, хотя она это решительно отрицает. Она загорела и даже, по-моему, поправилась. Вчера вторую половину дня провела с нами в доме отдыха, мы гуляли с ней по бурым буграм на берегу. Вечером я посадил ее в трамвай, она уехала на вокзал и оттуда отправилась в Киев.

Здесь у нас путевки до 1 июня. Быть может, мы их немного продлим, это еще не решено. Я бы остался здесь дней на 10 сверх срока, но меня волнуют мои дела в Ленинграде. Дел этих два, и оба на пять минут. Я хочу попросить тебя, если тебя не затруднит, позвонить по двум телефонам и сразу сообщить сюда результат.

Во-первых, позвони в Гослитиздат, в литхудотдел, тел., кажется, 184–61, вызови тов. Гессен или тов. Колесеня и спроси от моего имени, находится ли 2-ое изд. «Княжьего Угла» в производстве, когда будет которая корректура и когда по их предположениям книга выйдет в свет.

Во-вторых, позвони Мише Слонимскому. Телефон 5–76–97. Уезжая, я сдал в «Звезду» начало моего «Ярославля». Со мной заключили договор, но рукописи до моего отъезда прочесть не успели. Мне обещали, что роман пойдет с 7 № «Звезды» (июль — двадцатилетие изображаемых мною событий). Первым должен был читать член редколлегии Слонимский. Две недели назад я написал из Ялты Слонимскому открытку, и он мне ничего не ответил. Это меня встревожило. Спроси его от моего имени: 1) Читал ли он начало романа. 2) Каково решение редколлегии. 3) Пошла ли рукопись в набор для 7 №. В рассуждения с ним не пускайся и ничего не предпринимай, но непременно напиши мне все, что он ответит. Мне нужно знать, т. к. из Одессы я заеду в Москву и, если в «Звезде» с романом что-нибудь, не дай Бог, не в порядке, я попытаюсь поговорить с московскими журналами.