Женщина лукаво улыбается:
— Понимаешь, поскольку я не собираюсь сдавать тебя властям за вознаграждение, то у меня возникла мысль когда-нибудь торгануть твоим автографом. Наверняка за него много бы дали.
Риса отвечает ей с такой же улыбкой:
— Вы имеете в виду — после моей смерти?
— Ну... что было хорошо для Ван-Гога...
Риса смеётся, и страх, владевший ею несколько минут назад, уходит. Правда, приток адреналина, от которого всё ещё зудят пальцы, пока не иссяк. Чтобы привыкнуть к безопасности, телу требуется больше времени, чем сознанию.
— Вы уверены, что все двери на запоре?
— Детка, тех парней давно и след простыл. Поплелись зализывать раны и лечить уязвлённое самолюбие. Успокойся, если они вздумают вернуться, внутрь им не проникнуть.
— Вот по таким, как они, судят обо всех подростках!
Женщина отмахивается:
— Подонки встречаются в любой возрастной категории. Уж поверь мне, я перевидала их достаточно. Молодых негодяев расплетают, а что толку? На их место тут же водворяются новые.
Риса внимательно присматривается к своей спасительнице, но ту не так-то просто раскусить.
— Так вы... против расплетения?
— Я против решений, которые хуже самих проблем. Знаешь, как те старухи, что красят волосы в иссиня-чёрный цвет, чтобы замаскировать седину.
Риса окидывает взглядом помещение и сразу понимает, почему его хозяйка привела такое сравнение. Они находятся в задней комнате парикмахерской, оборудованной по старинке — с огромными сушилками для волос и чёрными раковинами с выемками для шеи. Хозяйка представляется: Одри, владелица салона «Блондинки и болонки» — заведения для клиентов, которые ни за какие блага в жизни не согласны расстаться со своими любимицами и таскают их с собой повсюду.
— Ты не поверишь, какие суммы эти чудачки согласны платить за стрижку и укладку, лишь бы их разлюбезной чихуахуа было позволено сидеть у них на коленях.
Одри окидывает Рису оценивающим взглядом, словно потенциальную клиентку.
— А знаешь, хоть мы сейчас и закрыты, но я не прочь поработать сверхурочно. Кажется, тебе не помешали бы кое-какие перемены во внешности.
— Спасибо, — отвечает Риса, — но я себе и такая нравлюсь.
Одри хмурится.
— А я-то думала, что у тебя инстинкт самосохранения помощнее!
— Что вы хотите этим сказать?! — негодующе вскидывается Риса.
— Ты что, правда думаешь, что надвинула капюшон — и всё, тебя никто не узнает?
— До сих пор он неплохо справлялся с задачей.
— Не пойми меня превратно, — говорит Одри. — На сообразительности и инстинктах можно выезжать долго, но когда человек становится чересчур самоуверен и думает, что ему ничего не стоит перехитрить любую власть — жди беды. |