|
Бедняга морщится, кривится, щурится... Приставляет дуло к затылку Менарда и отворачивается. Затем нажимает на спусковой крючок. Выстрел совсем негромок — словно хлопнула хлопушка. Мёртвый Менард валится на землю. Быстро и без грязи: лишь входное отверстие на затылке и выходное — прямо под подбородком; пулю вбирает в себя искусственный газон. Ни тебе осколков черепа, ни разлетевшихся ошмётков мозга... Старки и его подчинённые явно разочарованы: казнь получилась совсем не такой эффектной, как они предвкушали. — Всё, уходим! — командует Старки и даёт указание забрать все автомобили, к которым найдутся ключи. — А с этим что делать? — Бэм кивает на Хэйдена, презрительно вздёрнув губу. Старки бросает на того быстрый взгляд. — Возьмём с собой, — говорит он с еле заметной высокомерной улыбкой. — Он ещё может оказаться полезным. — И, повернувшись к остальной толпе, провозглашает: — Этот заготовительный лагерь официально объявляется закрытым! Народ ликует и прославляет великого Старки. Хэйден смотрит на труп начальника... на мёртвых охранников... на десятки детских тел, усеявших всю территорию лагеря... и не знает, радоваться ему или вопить от ужаса. 33 • Коннор Терпение к числу достоинств Коннора не относится. В прежней жизни, до того, как его родители подписали ордер на расплетение, он бесился, если приходилось чего-то ждать. В минуты вынужденного бездействия его мысли обращались к собственной жизни; а когда он думал о ней, то злился. Злость толкала его на всякие необдуманные, безответственные, а иногда и противозаконные поступки, что в конце концов и привело к беде. Но с момента побега из дома у Коннора не выдавалось ни одной спокойной минуты — во всяком случае, до прибытия в резервацию арапачей. Подвал Сони был настоящей чашкой Петри, в которой неконтролируемо плодились микробы страха и тревоги. Коннору постоянно приходилось держаться настороже, защищая себя, защищая Рису, ни на секунду не выпуская из виду Роланда — от того в любое мгновение можно было ожидать смертельного удара. Он до сих пор задаётся вопросом: сложись обстоятельства по-другому — убил бы его Роланд или нет? В «Весёлом Дровосеке» Роланд подгадал момент, прижал его к стенке и попытался задушить той самой рукой, которая сейчас принадлежит Коннору, — но не смог. Духу не хватило. Может, он был как та собака, что громко лает, но не кусает? Этого никому не дано теперь узнать. А вот Коннору действительно довелось убивать. Тогда, на Кладбище, он стрелял боевыми патронами. Он видел, как его пули скашивали нападающих. Значит ли это, что он убийца? Можно ли как-то искупить эту свою вину? Вот почему Коннор терпеть не может сидеть и ждать. От раздумий он просто сходит с ума. Единственное, что примиряет его с бездействием — растущее чувство безопасности, нормальности бытия. Если в его положении вообще можно что-либо считать нормальным. Таши’ни были гостеприимны, несмотря на их изначальную холодность к нему. С момента публичного объявления, что Беглец из Акрона жив, Таши’ни сделали всё, чтобы Коннор считал их дом своим. |
