|
Зануда. Лев посмеивается и отбрасывает волосы назад. Привычка. Каждый раз, когда кто-нибудь напоминает ему о его десятинном прошлом, он находит утешение в своих длинных светлых кудрях. — Теперь-то мои предки точно знают, что я жив, — продолжает Коннор. — И брат тоже. Это привлекает внимание Лева. — Я и не знал, что у тебя есть брат. — Угу, Лукас зовут. Он получал похвальные грамоты, а я выговоры. Мы вечно дрались. Ну да ты наверняка всё про это знаешь. У тебя же целый вагон братьев и сестёр. Лев мотает головой. — Больше нет. Насколько я знаю, сейчас моя семья состоит только из одного человека. — А мне кажется, что Уна считает иначе, «маленький братец». Лев должен признать — это приятно, но всё же недостаточно. Он решается рассказать Коннору о том, о чём не говорил никому, даже Мираколине во времена их отчаянных странствий. — Когда хлопатели взорвали дом моего брата, отец, которого я до того не видел больше года, отрёкся от меня. — Вот это жесть... — тянет Коннор. — Мне жаль, друг. — Да уж. Он, можно сказать, пожалел, что я не взорвал себя там, в «Весёлом Дровосеке». Коннор не находит, что на это ответить. Да разве такое вообще возможно?! Ладно, его собственные родители послали его на расплетение, но то, что вытворил папаша Лева… Это же бессердечие высшей степени! — Знаешь, как мне было больно? — продолжает Лев. — Но я это пережил и сменил имя с Калдера на Гаррити — так звали пастора Дэна, который погиб при взрыве в доме брата. Я тоже отрёкся от своей семьи. И если когда-нибудь боль возвратится, я найду способ справиться с ней; но нарочно ковыряться в ране не буду. Коннор перекатывается на другой бок. — Ага, — зевает он. — Я тоже. Так действительно лучше. • • • Лев ждёт, и, как только дыхание Коннора становится глубоким и ровным, уходит из спальни. В гостиной в мягком кресле сидит Уна с чашкой горячего чая — судя по аромату, это один из лечебных отваров Элины. Девушка погружена в размышления, такие же сложные, как и её напиток. — Что пьёшь? — интересуется Лев. Уна вздрагивает при звуке его голоса. — Ох... Элина называет это t?ce’ni hinent??ni —«Ночное восстановление». Успокаивает душу и тело. Думаю, основные составляющие — ромашка и женьшень. — Мне не осталось? Она наливает ему чашку, и Лев ждёт, наблюдая, как листья разбухают, всплывают и опускаются вместе с остывающей водой. Уна сидит напротив; молчание не тяготит её. Единственный звук, нарушающий тишину — мягкое похрапывание Грейс, спящей на диване у дальней стены. Обычно Леву молчание тоже не причиняет неудобств, однако сейчас между ним и Уной витает нечто, требующее выяснения. |
