Изменить размер шрифта - +

        Разговоров об отслоении ведётся много — что это да как оно происходит, но толком ничего не ясно, поэтому мне пришлось во всём разбираться самой. И вот что я узнала. Отслоение безболезненно. Отслоение — дело сугубо добровольное, каждый преступник решает сам за себя. Отслоение возместит утраты как семье пострадавшего, так и семье виновного, поскольку им будет уплачена полная рыночная цена за каждую часть тела, не выбракованную в процессе отслоения.
        Я не хочу терять своего брата, но понимаю его решение. Вопрос в другом: как мы можем заставить людей, совершивших особо тяжкие преступления, оплатить свой долг обществу? Дать им спокойно состариться на деньги налогоплательщиков — или позволить загладить свою вину, предоставив обществу востребованный медицинский материал, а пострадавшим семьям — столь необходимые им средства?
        Я призываю вас голосовать за Инициативу 11 и превратить пожизненный приговор в дар жизни.
        — Спонсор: Жертвы преступлений за лучшее будущее человечества.
        •••••••••••••••
        Риса спит. Просыпается и опять засыпает. Хотя обычно она терпеть не может бездеятельности, но сейчас решает, что заслужила небольшой отдых. И ведь подумать только — со дня разгрома Кладбища и её скандального разоблачения «Граждан за прогресс» прошло всего каких-то три недели! А кажется, будто это всё было много лет назад. Жизнь в свете студийных юпитеров сменилась жизнью беглянки, вынужденной скрываться от ищущих лучей полицейских прожекторов.
        Когда Риса была нужна «Гражданам за прогресс», они нажали там, подмазали тут — и все обвинения против беглой преступницы были сняты, что позволило ей выйти на свет. Но сейчас, когда она стала врагом могучей организации — сюрприз-сюрприз! — на неё посыпались новые обвинения. Утверждают, будто она украла у «Граждан» значительные суммы денег, чего Риса не делала. Кричат, будто она помогала вооружать расплётов, засевших на Кладбище, чем она не занималась. Всё, что она делала на Кладбище — это лишь оказывала первую помощь да лечила насморки. Но кому интересна правда, кроме самой Рисы?!
        Папы СайФая, оба столь же сиенна-бледные, насколько их сын тёмный, балуют Рису вовсю: приносят ей еду в постель и кормят чуть ли не с ложечки. Именно эти двое приехали за ней в Шайенн, и неудивительно, что они принимают в ней такое участие. Но девушке быстро надоедает, что с нею носятся, как хрупким цветком. Она начинает совершать прогулки по спальне, не переставая удивляться тому, что ходит на собственных ногах. Воспалённое запястье пока ещё ноет, поэтому Риса обращается с ним осторожно; но есть и хорошие новости: доктор, живущий здесь же, в усадьбе, установил, что с пальцами у неё полный порядок, так что ей придётся в будущем платить полную цену за маникюр. Бешенства у Рисы тоже не обнаружено.
        Из её окна виден только кусочек сада, так что она не знает ни размеров этого «закрытого учреждения», ни количества живущих здесь. Иногда появляются люди с садовыми инструментами. Риса вышла бы к ним — поговорить, познакомиться — но её дверь заперта.
        — Я в плену? — спрашивает Риса того из папаш СайФая, что повыше ростом и подобрее с виду.
        — Зам?к не обязательно означает заточение, дорогая, — отвечает он. — Иногда он нужен только для того, чтобы выбрать правильный момент.
        Должно быть, правильный момент настаёт к вечеру того же дня, потому что СайФай предлагает ей совершить прогулку по усадьбе.
Быстрый переход