Поезд заскрежетал, дернулся и остановился. Дженни захлопнула учебник. Встала, протиснулась мимо спящей женщины и взяла из сетки маленький чемоданчик.
Этот вокзал почему-то без конца ремонтируют, подумала она. Поднявшись по лестнице, она услышала вой какого-то инструмента — не то дрели, не то электропилы. Звук терялся под высокими сводами вокзала. Эзра ждал ее — улыбаясь, засунув руки в карманы ветровки.
— Ну, как доехала?
— Хорошо.
— Харли здоров? — спросил он, забирая у нее чемодан.
— Да, все в порядке.
Они осторожно пробились сквозь толпу людей в плащах.
— Мама на работе, — сказал Эзра. — Но, пока мы доедем, она уже вернется домой. Я и Коди позвонил. Не исключено, что завтра вечером мы пообедаем все вместе в нашем ресторане. Коди собирался заглянуть сюда проездом.
— А как дела в ресторане?
Эзра помрачнел, вывел Дженни на улицу в мокрый густой туман, охвативший ее прохладой.
— Ей очень плохо, — сказал он.
Дженни удивилась, что, говоря о ресторане, Эзра сказал «ей». Но он добавил:
— От лечения только хуже становится! Что бы она ни съела, ее все время рвет.
И тогда Дженни поняла: речь идет о миссис Скарлатти. Прошлой осенью она перенесла онкологическую операцию, вторую, хотя никто и не подозревал, что ее уже раз оперировали. Эзра был очень расстроен. Медленно шагая вдоль стоянки такси, он скорбно сказал:
— Она почти никогда не жалуется, но я знаю, она страдает.
— Так теперь ты управляешь рестораном один?
— Да, конечно. С ноября. Приходится заниматься всем: нанимать, увольнять, набирать новых людей, когда кто-нибудь уходит. Ресторан — это ведь не только еда. Иногда мне кажется, что еда занимает там последнее место. Такое впечатление, будто рушится все вокруг. Но миссис Скарлатти говорит, чтобы я не волновался. Дескать, всем так кажется. Дескать, в жизни непрестанно что-то рушится и разваливается и все это надо без конца подпирать. Похоже, она права.
Они подошли к его машине, серому помятому «шевроле». Он открыл дверцу и неловко забросил ее чемодан на заднее сиденье в кучу еженедельников по ресторанному делу, грязной одежды, каких-то шампуров или щипцов в фирменном пакете хозяйственного магазина.
— Не обращай внимания на этот беспорядок, — сказал Эзра, садясь за руль. Он завел мотор и выехал со стоянки. — Ты еще не научилась водить машину?
— Научилась. Харли научил. Теперь я вожу его; ему так удобнее — есть время для размышлений.
Они ехали по Чарлз-стрит. Моросил дождик, такой мелкий, что Эзра не стал включать дворники; ветровое стекло покрылось крохотными каплями. Дженни пристально вглядывалась в дорогу.
— Тебе видно? — спросила она Эзру. Тот кивнул. — Сперва он требует, чтобы машину вела я, но стоит мне сесть за руль, как он принимается критиковать каждое мое движение. Он такой умный; ты даже не представляешь, какой он умный, и я говорю не только о математике или генетике. Он точно знает, какая температура нужна для тушения мяса, как лучше всего расставить на кухне мебель, — у него в голове все разложено по полочкам. Когда я сижу за рулем, он говорит: «Дженнифер, ты же прекрасно знаешь, что через три квартала дорожный знак, нужно перестроиться влево, почему же ты остаешься в правом ряду? Планировать все надо заранее». «До знака еще три квартала, — говорю я, — когда доеду, тогда и…» А он говорит: «Вот в этом вся твоя беда, Дженни», а я говорю: «Между тем местом, где мы сейчас находимся, и тем знаком может случиться что угодно», а он отвечает: «Ничего подобного. Нет, ничего подобного. Как тебе известно, у каждого из трех перекрестков есть левый поворот, так что вовсе не придется ждать…» В его жизни все распланировано заранее. |