В эту минуту она пожалела о том, что не может открыть де Уореннам свое имя. О, скажи она им, что отец ее – король Малькольм, и с губ Стивена вмиг исчезла бы самодовольная ухмылка, а красивое лицо его брата священника вытянулось бы от изумления и страха! Искушение было так велико, что Мэри, чтобы удержать рвавшиеся из груди слова, опустила глаза и закусила губу.
– Я советовал бы вам, вместо того чтобы усугублять ситуацию, сполна насладиться ею, – неторопливо и назидательно проговорил Стивен.
– Что еще вам понадобилось от меня? – с гневом воскликнула Мэри. – Я уступила вам, потому что вы сильнее и опытнее меня, потому что вы – мой похититель, а я – ваша пленница, но вам удалось овладеть лишь моим телом. Не рассчитывайте поработить мой ум и мою душу! Не надейтесь услышать от меня ответ на вопрос, который не дает вам покоя!
Эти слова явно задели Стивена за живое. Он хмуро взглянул на брата и отрывисто бросил:
– Перестань ухмыляться, Джеффри! Леди и в самом деле отказалась назвать свое имя, и я принудил ее отдаться мне. Теперь ее отец, а им наверняка является один из баронов, живущих близ границы, станет мстить мне за поруганную честь своей дочери. А ведь у меня и без того хватает забот.
Джеффри поморщился, как от зубной боли.
– Ты, похоже, просто напросто спятил, дорогой мой братец.
Стивен досадливо покачал головой и, помедлив, подошел к Мэри и протянул ей руку.
– Я предлагаю вам перемирие, мадемуазель! Если вы примете мои условия, то ваше пребывание в Элнвике окажется весьма и весьма приятным. Сознайтесь, ведь вы желаете меня ни чуть не меньше, чем я желаю вас!
Взглянув на эту руку, всю ночь ласкавшую ее тело, Мэри отпрянула и едва слышно произнесла:
– Да, это правда. Я желаю вас. Но это не мешает мне ненавидеть вас всей душой. – Голос ее окреп, и она крикнула, тряхнув головой:
– Ублюдок! Норманнский ублюдок!
Стивен через силу улыбнулся и с деланным спокойствием заметил:
– Мне гораздо больше нравилось, когда вы страстным шепотом называли меня по имени.
– А мадемуазель Бофор тоже называла вас по имени? – неожиданно для самой себя запальчиво спросила Мэри. – И это было вам еще приятнее? Или вас гораздо больше привлекает новизна?
От удивления брови Стивена поползли вверх, но он тут же справился с минутным замешательством и с нарочитой торжественностью ответил:
– Нет. Ей пока еще не выпадала такая возможность.
– Ах вот как! Значит, ее невинность вы пощадили? По вашему, английские леди все же заслуживают некоторого уважения?! – Мэри побледнела от гнева, руки и губы ее дрожали. – Вы посмели надругаться надо мной только потому, что я шотландка!
– Я не насиловал вас, мадемуазель! – возвысил голос Стивен. – И я укротил бы мою страсть, которую вы столь охотно разделили, не прояви вы безмерного упрямства в сокрытии своего имени. Я не жалею о содеянном и готов сполна ответить за свои поступки. Вашей родне не в чем будет меня упрекнуть. Если то, что между нами произошло, возымеет последствия, я щедро обеспечу вас и пристрою замуж за вполне достаточного человека.
Мэри отшатнулась, словно он ударил ее, и сквозь душившие ее слезы произнесла:
– Выходит, я должна радоваться, что вы хоть в этом случае не вышвырнете меня прочь без гроша? О, какое благородство! Какой возвышенной душой надо обладать, чтобы сказать мне такое!
– Я вынужден снова напомнить вам, что вы не молили меня пощадить вашу честь, а напротив, с готовностью вверили ее мне, – нахмурившись, выдавил из себя Стивен.
– Я по горло сыта вашими упреками в том, что свершилось между нами по вашей же вине, – величественно произнесла Мэри, – и, пожалуй, поднимусь наверх. – Слова Стивена ранили ее, словно острые кинжалы. |