– Любопытно.. – Он не сумел скрыть, что насторожился. «Господи, сделай так, чтобы это была какая‑нибудь благотворительная организация». – Пожалуйста. И куда же?

– Хочу работать в газете, а по вечерам изучать журналистику. – В глазах Кизии читался отчаянный вызов. Она знала, что скажет Эдвард. И почему.

– Думаю, гораздо разумнее будет окончить курс в Коламбии, получить магистерскую степень и" уж потом поступать на работу. Так логичнее и смысла больше.

– А когда я получу магистерскую степень, какую газету ты мне посоветуешь, Эдвард? Может, ежедневник «Дамские моды»? – спросила девушка сквозь слезы разочарования и гнева.

О Боже, опять проблемы. С каждым годом она делается все упрямее. Точь‑в‑точь отец.

– А в какую газету ты собралась, Кизия? В «Голос деревни» или в «Колючку Беркли»?

– Нет. В «Нью‑Йорк таймс».

По крайней мере у девочки есть вкус. Хоть с этим все в порядке.

– От всей души одобряю, моя дорогая. Думаю, мысль замечательная. Но если ты намерена там работать, полагаю, было бы гораздо лучше сначала прослушать курс в Коламбии, получить магистерскую степень и…

Кизия вскочила с ручки кресла и ехидно осведомилась:

– И вышла бы замуж за кого‑нибудь «ужасно милого» из Школы бизнеса? Точно?

– Только если тебе этого захочется. Какая утомительная девчонка. И опасная. Точь‑в‑точь мать.

– Этого мне не захочется. – Она гордо вышла из офиса.

Впоследствии Эдвард узнал, что Кизия уже устроилась на работу в «Таймс» и продержалась там ровно три с половиной недели.

Случилось именно то, чего он боялся. Она снова стала притчей во языцех, будучи одной из пятидесяти самых богатых женщин мира. Каждый день в какой‑нибудь газете появлялась заметка о Кизии, фотография или что‑нибудь из ее высказываний. Светские репортеры неустанно преследовали ее. собирая материал любого свойства и характера. Особенно усердствовали «Дамские моды». Это стало продолжением кошмара – вечеринка по случаю четырнадцатилетия, куда ворвались фотографы. Вечер в опере вдвоем с Эдвардом во время рождественских каникул – ей тогда исполнилось пятнадцать – превратился из‑за них в нечто совершенно ужасное. Омерзительные намеки о характере их отношений. Несколько лет после этого они нигде не показывались вместе… Постоянная борьба с фотографами и репортерами не всегда заканчивалась успехом. Кизия боялась ходить на свидания, а если шла, то потом горько сожалела об этом. В семнадцать лет она боялась своей известности больше, чем чего бы то ни было на свете, в восемнадцать – возненавидела ее. Возненавидела из‑за уединенной жизни, которую вынуждена была вести, из‑за того, что постоянно приходилось прятаться и проявлять благоразумие, осмотрительность. Нелепо и неестественно для девушки ее лет выдерживать подобный образ жизни, но Эдвард ничего не мог поделать, чтобы облегчить ее страдания. Кизия вынуждена была жить в соответствии с давно установленными правилами, с каким бы трудом это ни давалось. На дочь леди Лайэн Холмс‑Обри Сен‑Мартин и Кинана Сен‑Мартина не могли не обращать внимания. Говоря попросту, Кизия «стоила кучу денег». К тому же молода, хороша собой, не без способностей. Естественно, репортеры гонялись за ней. Любые попытки девушки ускользнуть от этой доли обрекались на неудачу. Не под силу нам изменить законы общества. По крайней мере, так считал Эдвард, хотя и поражался ловкости, с какой она умела прятаться от газетчиков, когда хотела этого (теперь он снова бывал с ней в опере), и тому, как научилась осаживать их. Ослепительная, широкая улыбка, пара слов – и тем оставалось только гадать, смеется она над ними или вместе с ними, а может, вообще собирается позвать полицию.