Уотсон, партнер Левина, и вправду явился через несколько дней. Это был
помпезного вида мужчина с крупным мясистым лицом и пышными седыми усами. Как
я и предполагал, он не был евреем и не обладал ни любопытством Левина, ни
его интеллигентной сообразительностью. Он не говорил ни по-немецки, ни
по-французски, зато широко жестикулировал и расплывался в глуповатой, хотя и
успокоительной улыбке. Худо-бедно, но как-то мы с ним объяснились. Уотсон,
впрочем, ни о чем особенно и не спрашивал, только императорским жестом
повелел мне ждать, а сам отправился в администрацию беседовать с
инспекторами.
В это время в женском отделении возникла какая-то тихая сумятица. Туда
сразу же устремились надзиратели. Все обитательницы отделения сгрудились
вокруг одной женщины -- та лежала на полу и постанывала.
--Что там стряслось? -- спросил я у старика, который одним из первых
метнулся на шум и уже успел вернуться. -- Опять с кем-то истерика?
Старик мотнул головой:
--Похоже, какая-то чудачка надумала рожать.
--Что? Рожать? Здесь?
--Похоже на то. Любопытно, что скажут инспектора. -- Старик невесело
хмыкнул.
--Преждевременные роды! -- объявила дама в красной панбархатной блузке.
-- На месяц раньше срока. Не мудрено, при такой-то нервотрепке.
--Ребенок уже родился? -- спросил я. Женщина глянула на меня свысока.
--Разумеется, нет. У нее только первые боли. Это может длиться часами.
--Если ребенок родится здесь -- он будет американцем? --
поинтересовался вдруг старик.
--А кем же еще? -- опешила женщина в красной блузке.
--Я имею в виду-- здесь, на Эллисе. Все-таки это лишь карантинная зона,
вроде как еще не настоящая Америка. Америка -- вон она где.
--Здесь тоже Америка! -- выпалила дама. -- Охранники вон американцы. И
инспектора тоже.
--Если так, то матери крупно повезет, -- заметил старик. -- У нее
нежданно-негаданно объявится родственник в Америке -- собственный ребенок!
Ее легче будет пропустить! Эмигрантов, у кого в Америке родственники,
впускают почти сразу. -- Старик обвел нас несмелым взглядом и смущенно
улыбнулся.
--Если его не признают американцем, значит, это будет первый истинный
гражданин мира, -- сказал я.
--Второй, -- возразил старик. -- Первого мне довелось повстречать еще в
тридцать седьмом на мосту между Австрией и Чехословакией. На этот мост
полиция обеих стран согнала тогда немецких эмигрантов. Податься было некуда,
кордон стоял с двух концов. Целых три дня между границами прокуковали. Вот
одна и родила.
--И что же стало с ребенком? -- взволнованно спросила женщина в красной
блузке.
--Умер задолго до того, как между двумя странами успела начаться война,
-- проронил старик. -- Это было еще в гуманные времена, до их присоединения
к Германии, -- добавил он почти извиняющимся тоном. |