|
--Самый обычный, -- ответил я, лишь бы выпутаться. Усач рассмеялся. --Тут мороженое сорока двух сортов. --Что? Усач показал на табло. --Выбирайте. Я разглядел слово "фисташки". В Париже бродячие торговцы продавали фисташки, обходя в кафе столик за столиком. Но такого мороженого я не знал. --Фисташки, -- сказал я. -- И кокос. Я расплатился и не торопясь вышел. Впервые в жизни я ел в аптеке. По дороге к выходу я успел заметить прилавки с лекарствами и рецептурный отдел. Здесь также можно было купить резиновые перчатки, книги и даже золотых рыбок. "Что за страна! - думал я, выходя на улицу. -- Сорок два сорта мороженого, война и ни одного солдата на улице!" Я отправился обратно в гостиницу. Уже издали я различил обшарпанный мраморный фасад, и среди окружающей чужбины он показался мне почти что родиной, пусть и мимолетной. Владимира Мойкова не было видно. Вообще никого. Будто вымерли все. Я прошелся по вестибюлю мимо плюшевой мебели и горестных пальм в кадках. И тут никого. Взял свой ключ, поднялся в комнату и прямо в одежде улегся на кровать вздремнуть. А проснулся, не понимая, где я и что со мной. Что-то мне снилось, какая-то жуть, мерзкая и тягостная. В комнате уже царил розоватый и смутный полумрак. Я встал и выглянул в окно. Внизу двое негров тащили по двору бачки с отбросами. Одна из крышек свалилась и загремела по цементному полу. Я сразу же вспомнил, что мне снилось. Вот уж не думал, что этот кошмар переплывет со мной океан. Я спустился вниз. На сей раз Мойков оказался на месте; сидя за столом в обществе изящной старой дамы, он махнул мне рукой. Было самое время идти к Роберту Хиршу. Я спал дольше, чем предполагал. Перед магазином Роберта Хирша стояла небольшая толпа. "Несчастье! -- подумал я. -- Или полиция!" Это первое, о чем наш брат думает. Я уже начал было продираться сквозь толпу, как вдруг услышал чей-то неестетвенно громкий голос. В окнах теперь торчали три репродуктора, дверь в магазин была распахнута настежь. Голос я из динамиков. В самом магазине было пусто и темно. И тут я увидел Хирша. Он стоял на улице среди других слушателей. Я сразу узнал его рыжую продолговатую макушку. Он не изменился. --Роберт! -- тихо сказал я, вплотную подойдя к нему сзади и забыв о раскатах репродукторного трио. Он меня не услышал. --Роберт! -- крикнул я. -- Роберт! Он вздрогнул, оглянулся, изменился в лице. --Людвиг! Ты? Ты когда приехал? --Сегодня утром. Я уже приходил сюда, но никого не было. Мы пожали друг другу руки. --Хорошо, что ты здесь, -- сказал он. -- Это чертовски здорово, Людвиг! Я уж думал, тебя нет в живых. --А я то же самое думал о тебе, Роберт. В Марселе все тебя похоронили. |
