И на третью ночь он
все-таки повесился. На коленях. Правда, ему пришлось просить сокамерника о
помощи. До этого его избили почти до смерти, и он уже не мог сам завязать
петлю. Так и удавился, на коленях, полулежа,
--Ничего себе у нас застольный разговор, -- буркнул Хирш. -- И все
только из-за того, что я решил избавить от страданий несчастного омара с
витрины. Ты-то что будешь заказывать?
--Лапки крабов. Хоть они и смахивают на поджаренные косточки. Но этих
крабов, по крайней мере, уже несколько дней нет в живых.
--Велика разница! -- Хирш посмотрел на меня испытующе. -- Что-то тебя
сегодня потянуло на черный юмор. Обычно, Людвиг, это бывает, когда нелады на
личном фронте.
--Да нет никаких неладов. Просто не всегда все идет, как хочется. Но я
рад, что вернулся сюда, Роберт. Как сказано в "Ланском катехизисе": "Вовремя
смыться тоже большое искусство". Во всяком случае, это куда лучше, чем
позволить поджаривать себя на медленном огне.
Хирш рассмеялся.
--Будь по твоему, Людвиг. Хотя мне лично вспоминается сейчас совсем
другая мудрость: "Коли ты вернулся с того света, не читай надгробных
проповедей. Что прошло, то забыто. Иначе зачем было возвращаться?" Сколько
времени в твоем распоряжении?
--Сколько угодно.
--Тогда давай сходим в кино, а потом посидим в моей конуре за
коньячком. По-моему, сегодня подходящий вечер, чтобы напиться.
В гостиницу я вернулся поздно. Но Феликс О'Брайен ждал меня с
сообщением.
--Вам звонила дама, дважды. Причем одна и та же. Просила вас
перезвонить.
Я взглянул на часы. Было два часа ночи, я не слишком твердо держался на
ногах, да и в голове изрядно шумело.
--Хорошо, Феликс, -- сказал я. -- Если позвонят еще раз, скажите, что я
лег спать. Я позвоню завтра утром.
--Вам-то хорошо, -- вздохнул Феликс. -- Дамы вокруг вас так и вьются,
слетаются, как навозные мухи на мед. А наш брат...
--Очень образное сравнение, Феликс, - прервал его я.-- Ничего, будет
праздник и на вашей улице. Вот тогда вы поймете, как вам было хорошо, когда
ваше сердце было свободно.
--Да кому нужна такая свобода, -- пробурчал Феликс. -- Лот вас, однако,
коньячком изрядно попахивает. Хороший хоть был коньяк?
--Я уже не помню, Феликс.
Я проснулся среди ночи оттого, что кто-то стоял в дверях.
--Кто там? -- спросил я, потянувшись к выключателю.
--Это я, -- произнес голос Марии.
--Мария! Откуда ты?
Тонким расплывчатым силуэтом она чернела в желтом прямоугольнике
дверного проема. Я силился ее разглядеть, но даже в слабом свете ночника,
который я всегда оставляю включенным, мне это не удавалось.
--Кто тебя впустил? -- спросил я, все еще не веря себе и включив
наконец большую настольную лампу на тумбочке возле кровати. |