|
То есть вы считаете, что к весне война кончится? --Для Франции-то гораздо раньше. И вообще, теперь это уже дело месяцев, скоро все будет позади. --Вы уверены? --Совершенно. Я только что как раз о том же самом говорил с господином Мартином из Государственного департамента. "Дело месяцев, -- подумал я. -- Несколько месяцев, вот и все, что у меня осталось на эту юную красоту, которая застыла сейчас там, на подиуме, в свете юпитеров, бесконечно чужая, такая желанная и такая близкая". В следующую секунду Мария уже перестала изображать Нику и стремглав сбежала по ступенькам ко мне. --Людвиг... --Я знаю, -- перебил я ее. -- Желтый "роллс-ройс". --Я не знала, -- прошептала она. -- Он приехал без предупреждения. Я тебе звонила. В гостинице тебя не было. Я не хотела... --Я могу снова уйти, Мария. Я даже хотел сегодня остаться с Робертом Хиршем. Она посмотрела на меня в упор. --Это совсем не то, что я хотела сказать... Я слышал тонкий запах ее теплой кожи, ее пудры, ее косметики. --Мария! Мария! -- заорал фотограф Ники. -- Съемки! Съемки! Мы теряем время! --Все совсем не так, Людвиг! -- прошептала она. -- Останься! Я хочу... --Привет, Мария! -- раздался чей-то голос у меня за спиной. -- Это был потрясающий кадр. Не представишь меня? Рослый мужчина лет пятидесяти протиснулся мимо меня, направляясь прямо к Марии. --Мистер Людвиг Зоммер, мистер Рой Мартин, -- сказала Мария неожиданно спокойным голосом. -- Прошу меня извинить. Мне снова на эшафот. Но я скоро освобожусь. Мартин остался возле меня. --Вы, похоже, не американец? -- спросил он. --Это нетрудно расслышать, -- отозвался я с плохо сдерживаемой неприязнью. --Тогда кто вы? Француз? --Лишенный гражданства немец. Мартин улыбнулся. --Вражеский иностранец, значит. Как интересно. --Только не для меня, -- как можно любезнее парировал я. --Могу себе представить. Так вы эмигрант? --Я человек, которого жизнь забросила в Америку, -- сказал я. Мартин рассмеялся. --Изгнанник, значит. И какой же у вас сейчас паспорт? Я увидел, как Мария выходит на подиум. На ней было летнее платье, очень нарядное, с большущими цветами. --Это допрос? -- поинтересовался я нарочито спокойным тоном. Мартин снова рассмеялся. --Нет. Чистое любопытство. Почему вы так спросили? У вас есть основания опасаться допросов? --Нет. Но я достаточно часто им подвергался. В качестве изгнанника, как вы изволили выразиться. Мартин вздохнул. --Это все следствие обстоятельств, возникших по вине Германии. Я чувствовал: он хочет запугать меня, лишить меня уверенности. |
