Профессиональная необходимость.
--Покойный Зоммер, мой учитель и крестный, коньяка вообще не держал, --
возразил я. -- И я предпочту выпить стакан воды с тобой, чем с Блэком
смаковать его "Наполеон". Как поживает Кармен?
--По-моему, ей со мной скучно.
--Что за бред! Скорее я могу предположить, что тебе с ней скучно...
Он покачал головой.
--Это исключено. Я же тебе объяснял. Мне никогда не понять ее, поэтому
и ей меня никогда не понять. Она для меня -- совершенно непроницаемый мир,
царство поразительной и непостижимой наивности. В сочетании с ее
умопомрачительной красотой это уже не глупость, а тайна. Я же для нее всего
лишь продавец электротоваров, слегка тронутый, но в общем-то скорее скучный.
И продавец-то даже так себе.
Я взглянул на него. Он горько улыбнулся.
--Все остальное в прошлом, быльем поросло и годится только на то, чтобы
потешить общими воспоминаниями умирающую боевую подругу. Да, Людвиг, мы
спасены, но даже чувство радостной благодарности за это спасение уже
померкло. Его недостаточно, чтобы заполнить мою жизнь. Ты только посмотри на
них, на наших с тобой знакомых. С тонущего корабля их выбросило на берег, на
котором они теперь валяются, не в силах отдышаться: вроде уже и не
выживание, но это и не жизнь. Кто-то, возможно, еще оклемается, придет в
себя, обживется. Но только не я, да, по-моему, и не ты. Великое,
полуобморочное счастье спасения уже позади. Снова, и уже давно, наступили
будни -- будни без цели и смысла.
Только не для меня, Роберт. Для меня пока что нет. Да и для тебя еще
нет.
Он сокрушенно покачал головой.
--Для меня раньше, чем для кого бы то ни было.
Я знал, о чем он. Для него время во Франции было порой охоты. Он, почти
единственный из нас, был не беззащитной жертвой, он сам стал охотником,
рискнув противопоставить тупому варварству немецких каннибалов-эсэсовцев
хитрость и ум, сметку и отвагу, -- и сумел выйти победителем. Для него, но
почти исключительно и только для него одного, оккупация Франции стала его
личной войной, его личной победой, а не убойной облавой для загнанных жертв.
Зато теперь, похоже, наступила неминуемая расплата, ибо всякая пережитая
смертельная опасность постепенно приобретает в нашей памяти сомнительный
ореол кровавой романтики, если человек вышел из этого испытания не
покалечившись, целым и невредимым. А Хирш, по крайней мере внешне, был цел и
невредим.
Я попытался его отвлечь.
--Так Боссе получил свои деньги?
Он кивнул.
--Это было проще простого. И все равно мне это не по душе. Не хочу быть
карающей Немезидой для жуликоватых евреев. Не верю я, что несчастье
облагораживает, а уж счастье и подавно. |