|
А на случай, если вас все-таки остановят и Бушу придется говорить, ты наложила ему какую-то невероятно сложную повязку, в которой он якобы мог только мычать. Ты была просто гений, Джесси! Она слушала Хирша так, будто он и вправду рассказывал ей сказки, а ведь это была самая что ни есть жестокая и горькая быль, которая только здесь, в обстановке больничной палаты с ее легким запахом спекшейся крови, дезинфекции, гноя и жасминных духов, торопливо разбрызганных повсюду двойняшками, казалась чем-то совершенно ненастоящим. Для Джесси слова Хирша звучали как самая сладкая колыбельная. Она прикрыла глаза, оставив только узенькие щелочки, и слушала. --Зато потом, Роберт, ты переправил нас через границу На своей машине, -- сказала она после паузы. -- Под видом испанского вице-консула в машине с такими важными дипломатическими номерами. -- Она вдруг рассмеялась. -- А уж что ты вытворял потом! Но я тогда уже была в Америке. --И слава Богу, что ты была тут, -- слегка покачиваясь, подхватил Хирш все тем же странным, почти монотонным распевом. -- Что бы иначе было с нами со всеми? Кто бы снашивал здесь башмаки и обивал пороги, добывая гарантийные ручательства и деньги, спасая нас всех... --Ну уж не тебя, Роберт, -- перебила Джесси, улыбаясь уже почти задорно и с хитрецой. -- Ты-то и сам не пропадешь. Стало темно. Близняшки замерли на своих стульях, хлопая глазами, как две изящных совушки. Даже похоронных дел церемониймейстер Липшютц вел себя тихо. Составитель кровавого списка зловеще что-то про себя подсчитывал. Когда пришла медсестра проверить повязки и измерить температуру, Коллер откланялся первым. Утонченная натура, он был способен выносить вид крови только в своих кровавых фантазиях. Поднялся и Хирш. --По-моему, нас выставляют, Джесси. Но я скоро снова приду. Хотя, может, ты еще скорее окажешься дома. --Ах, Роберт! Кто тебе это сказал? --Как кто? Равич и Боссе, твои врачи. --А ты не врешь, Роберт? --Нет, Джесси. А что, разве они тебе сами не говорили? --Все врачи лгут, Роберт. Из милосердия. Хирш рассмеялся. --Тебе милосердие ни к чему, Джесси. Ты у нас отважная маркитантка. --И ты веришь, что я отсюда выберусь? -- В глазах Джесси вдруг застыл страх. --А ты сама разве не веришь? --Днем я пытаюсь верить. А ночью все равно не получается. Сестра сделала запись в температурном листе, что висел в изножье кровати. --Сколько у меня там, Людвиг? -- спросила Джесси Я в этой их цифири по Фаренгейту ни черта не смыслю --Что-то около тридцати восьми, по-моему, -- твердо сказал я. Я понятия не имел, как переводят с Фаренгейта на Реомюра, но одно я знал точно: для больного самый лучший ответ -- быстрый. --Вы слыхали, что Берлин бомбили? -- прошептала Джесси. Хирш кивнул. |
