-- Ты не забыл, как мы
последний раз ели рыбу во Франции? Я рассмеялся.
--Нет, это я хорошо помню. В Марселе. В ресторанчике Бассо в старом
порту. Я ел рыбную похлебку с чесноком шафраном, а ты салат из крабов.
Угощал ты. Это была наша последняя совместная трапеза. К сожалению, нам
помешали ее завершить: оказалось, в ресторане полиция, и нам пришлось
смываться. Хирш кивнул.
--На сей раз, Людвиг, обойдется без помех. Здесь ты не каждый миг
балансируешь между жизнью и смертью.
--И слава Богу!
Мы остановились перед двумя большими, ярко освещенными окнами.
Оказалось, это витрина. Рыба и прочая морская живность были выложены здесь
на мерцающем насте дробленого льда. Аккуратные шеренги рыб живо поблескивали
серебром чешуи, но смотрели тусклыми, мертвыми глазами; разлапистые крабы
отливали розовым -- уже сварены; зато огромные омары, походившие в своих
черных панцирях на средневековых рыцарей, были еще живы. Поначалу это было
не заметно, и лишь потом ты замечал слабые подрагивания усов и черных,
выпученных глаз пуговицами. Эти глаза смотрели, они смотрели и двигались.
Огромные клешни лежали почти неподвижно: в их сочленения были воткнуты
деревянные шпеньки, дабы хищники не покалечили друг друга.
--Ну разве это жизнь, -- сказал я. -- На льду, распятые, и даже пикнуть
не смей. Прямо как эмигранты беспаспортные.
--Я тебе закажу одного. Самого крупного.
Я отказался:
--Не сегодня, Роберт. Не хочу свой первый же день ознаменовывать
убийством. Сохраним жизнь этим несчастным. Даже столь жалкое существование
им, наверное, кажется жизнью, и они готовы ее защищать. Закажу-ка я лучше
крабов. Они уже сварены. А ты что будешь?
--Омара! Хочу избавить его от мук.
--Два мировоззрения, -- заметил я. -- У тебя более жизненное. Мое
недостаточно критично.
--Ничего, скоро это изменится.
Мы вошли в ресторан "Дары моря". Нас обдало волной тепла и одуряющим
запахом рыбы. Почти все столики были заняты. По залу носились официанты с
огромными блюдами, из которых, словно кости после людоедского пиршества,
торчали огромные крабьи клешни. За одним из столиков, растопырив локти,
восседали двое полицейских, присосавшихся к крабьим клешням, точно к губным
гармошкам. Я непроизвольно попятился, ища глазами выход. Роберт Хирш
подтолкнул меня в спину.
--Бегать больше незачем, Людвиг, -- сказал он со смешком. -- Правда,
легальная жизнь тоже требует мужества. Иногда даже большего, чем бегство.
Сидя в красном плюшевом будуаре, который именовался в "Мираже" салоном,
я учил английскую грамматику. Было уже поздно, но спать идти не хотелось. В
комнатенке по соседству, именовавшейся приемной, тихо хозяйничал Мойков. |