И снова в голосе маркиза послышалась боль, глубоко тронувшая Арабеллу.

"Впервые в жизни мне казалось, что нас разделяет какая-то стена. А ведь до этого мы были очень близки. Возможно, между матерью и сыном всегда существуют особые отношения, непохожие ни на какие другие. Как бы то ни было, я чувствовал матушкину отчужденность, и меня это очень задевало. Похороны состоялись на следующий день. У могилы матушка свалилась без чувств. Мы отнесли ее домой. Ночью родился ребенок – раньше срока, как мне сказали".

Маркиз умолк. Арабелла почувствовала горячую волну сострадания, но нужные слова почему-то не приходили.

"Вы должны знать еще кое-что, – через некоторое время возобновил он свой рассказ. – Когда мне было лет пять или шесть, один из пастухов, желая, видимо, позабавить меня, показал мне ягненка, родившегося с двумя головами. Даже взрослому стало бы не по себе от подобного зрелища. У ребенка оно вызвало настоящий ужас! Помню страшную дурноту, которая охватила меня. Я опрометью побежал домой и спрятался в своей спальне. Никто, даже матушка, не знал, что случилось, меня же стали преследовать кошмары. Мне снились омерзительные чудовища, от которых не было никакого спасения".

"Бедный ребенок", – прошептала Арабелла.

"Думаю, свой тайный страх есть у каждого, – отозвался маркиз. – Что же касается меня, то, может, потому, что после того случая всякие уродства вызывают у меня болезненное отвращение, мой удел, постоянно сталкиваться с ними. Где бы я ни находился, в бродячем цирке, на скачках, да просто в любой толпе, кто-нибудь своим ущербным видом обязательно напоминал мне о моем тяжком кресте, моей родной сестре Бьюле!"

"Как вы можете так говорить о ней! Бедняжка так жалка и беспомощна!"

"Мне известны эти несчастные создания. Годами они остаются совершенно безобидными, а потом вдруг превращаются в угрозу для тех, к кому все это время испытывали привязанность. Они могут впасть в полное безумие, и тогда остается одно: держать их под замком, дожидаясь, когда смерть избавит их от мучений – несчастные редко доживают до двадцати".

Арабелла тихо вскрикнула.

"Поверьте, Арабелла, – продолжал маркиз, – я приложил все усилия, чтобы выяснить, можно ли помочь Бьюле. Да, я не приезжал домой, потому что мне невыносимо было видеть ее, но я распорядился как следует ухаживать за ней, а два года назад, после возвращения из Франции, советовался относительно ее случая с медицинскими светилами Лондона. Все они в один голос заявили: сделать ничего нельзя!"

"Но почему все это должно отравлять вам жизнь?!" – воскликнула Арабелла.

"Отравлять жизнь? – с горькой усмешкой повторил маркиз. Да могу ли я считать себя нормальным человеком, зная, что в моих жилах течет дурная кровь! Жаль, что вы не знали моего отца. Это был красивый и сильный мужчина с великолепной внешностью. Как я восхищался им! И тем не менее, это он дал жизнь жалкому безмозглому уродцу".

"Как только Господь допускает такое?!"

"Господь? Да разве Он знает? Или, может, ему есть дело? Как я молил Его, чтобы то, что в один прекрасный день мне показала повитуха, оказалось только плодом моей больной фантазии! Но нет, мне не приснился кошмарный сон, и я не стал жертвой галлюцинаций: Бьюла была существом из плоти и крови".