Воины повернули направо. В окнах таверны мерцали отсветы каминного пламени. Над массивной дубовой дверью, сработанной еще во времена смены сезонов, вечно мокрая вывеска: "Облачный край." И ниже: "Заведение Дакстера Хлуса."
Мирон взялся за позеленевшее от сырости и времени кольцо и потянул дверь на себя. В открывшуюся щель хлынул теплый, пахнущий снедью воздух пополам со старой застольной песней:
В Зельге снова попойка,
Каждый вечер у стойки
Дак стоит, прищурив глаз.
В этой старой таверне
Вы бывали, наверно,
Не один десяток раз.
Сколько Мирон себя помнил, в "Облачном крае" пели эту песню. Она давно стала частью городка и частью Шандалара. Моряки и крестьяне, мастеровые и монахи с архипелага - ее пели все. Когда-то давно Дак случайно обмолвился, что песню сложил его старинный друг, матрос по имени Фрол из страны, зовущейся не то Кром, не то Крым, но в Шандаларе никто не слыхал о такой стране. А песню теперь пели не только в Озерном крае, но и далеко за пределами.
Мирон с Демидом стали на пороге зала, затворив за собой дверь. Непогода осталась снаружи, хотелось надеяться, что надолго. В камине жарко пылали здоровенные куски огненного камня; чадили факелы, несмотря на дневную пору. Все столы были сдвинуты вместе; горожане, подняв резные деревянные кружки с элем, раскачивались в такт песне, положив свободную руку на плечо соседу.
Гей-гей, кружки налейте,
Гей-гей, трубки набейте
Дорогим туранским табаком.
Гей-гей, помните братцы,
Гей-гей, грусти поддаться
Хуже, чем лежать на дне морском.
Кружки с треском сшиблись над столом, роняя искристые брызги доброго заморского эля.
Гей-гей, хватит о смерти,
Гей-гей, пойте и смейтесь:
Нет пока причины горевать.
Гей-гей, наша Фортуна,
Гей-гей, добрая шхуна,
На нее лишь стоит уповать.
Людей в таверне собралось больше, чем обычно, да и присутствие мэра с советниками кое о чем говорило. Праздник в Зельге, не иначе.
А вон и Даки за стойкой - ломает печать на только что принесенном бочонке эля.
- Мирон! Демид! Чего стоите? Давно вас ждем!
Шелех повернул голову на голос - за столом призывно махал рукой Лот Кидси, старший Вони Шандалара. Живой и невредимый. У Мирона отлегло от сердца.
Обернулся на шум Даки, швырнул полотенце поваренку, и, растопырив руки, выскочил в зал. Мигом наполнили две кружки, и вот уже кто-то стащил с путников плащи, кто-то освободил место за столом, кто-то крикнул, чтобы принесли жаркого; а Мирон вдруг ощутил себя так, словно вернулся домой.
Собственно, так оно и было.
Спустя час, когда Мирон с Демидом успели и подкрепиться, и вымыться, и переодеться в сухое, и согреться доброй порцией эля, стало совсем хорошо.
Праздновали не попусту: Зельга построила два собственных корабля. Долгий труд нанятой тэльской общины мастеров позавчера завершился и еще пахнущие свежей древесиной суда успешно спустили на воду. До сих пор кораблей Шандалар не имел и на эти две шхуны возлагались большие надежды. Несомненно, что торговля нуждалась в оживлении, а там, где торговля идет удачно, там и люди живут лучше. Отныне не нужно будет ждать, когда заморские купцы изволят завернуть в Зельгу и не надо будет платить тройную цену за дерево, зерно, ткани... В общем, народ гулял второй день. |