– Его можно получить за десять шиллингов, только откуда ты возьмешь такую кучу денег?

Питер вытягивает перед собой плоскую ладонь, читает воображаемое письмо:

– «Уважаемый мистер Гамильтон, мы ждем разъяснений касательно одной из статей Вашего текущего счета расходов, а именно великолепной и божественной во всех отношениях французской водяной мельницы, приобретенной Вами по необъяснимо высокой цене в пятьдесят новых пенсов. Как Вам известно, потолок Ваших расходов по данной статье составляет сорок девять пенсов в год и Вы ни при каких обстоятельствах…»

Визг. Слава Богу.

– Папа! Папа! Тут змея!

Мужчины вскакивают, загорающие женщины подымают головы. Аннабел негромко советует:

– Держитесь от нее подальше.

Сэлли, склонив голову в платочке набок, спрашивает:

– Они не опасны?

Аннабел улыбается в тени парасоли.

– Всего лишь ужи.

Сэлли встает, присоединяется к Полю и Питеру, уже стоящим в углу террасы, у парапета с расставленными по нему горшками герани и нависающими над водою агавами. Кэтрин снова откидывается, отворачивается.

– Вот она! Вон!

– Том, не подходи к ней! – кричит Питер.

Старшая из девочек, Кандида, бесцеремонно оттаскивает малыша. Теперь все видят змею, гладкими зигзагами плывущую вдоль береговых камней, от головы ее расходится зыбь. Змея маленькая, фута два в длину.

– Господи, и вправду змея.

– Они совершенно безобидны.

Сэлли, стискивая ладонями локти, отворачивается.

– Не люблю их.

– И все мы знаем, что это значит.

Обернувшись, она показывает Питеру язык.

– Все равно не люблю.

Питер, улыбнувшись, целует воздух между ними, затем снова склоняется бок о бок с Полем, смотрит вниз.

– Ну ладно. Тем самым, полагаю, доказано, что мы в раю.

Змея исчезает средь желтоватых плит, лежащих в мелкой воде у подножья террасной стены. В присутствии Питера все и всегда норовит исчезнуть. Он разворачивается, приседает на краешек парапета.

– Когда совещаться-то будем, Поль?

– Нынче вечером?

– Отлично.

Трое детей гуськом поднимаются по лестнице. Кандида бросает на Аннабел неодобрительный взгляд.

– Мам, ты говорила, что не будешь сидеть тут все утро.

Аннабел встает, протягивает руку.

– Так пойдем, поможешь мне уложиться.

Сэлли, уже опустившаяся коленями на шезлонг, чтобы снова улечься, говорит:

– Аннабел, я?..

– Нет, не стоит. Всех-то дел, - взять кое-что из холодильника.

Кэтрин, укрывшись за темными очками, лежит немо, как ящерка; облитая солнцем, сдержанная, ушедшая в себя; куда больше, чем все остальные, похожая на этот день.

Все вразброд идут по лугу на противоположном берегу. Впереди несущий корзину с бутылками бородатый Поль с дочерьми и мальчиком; Аннабел и ее сестра Кэтрин немного сзади, обе тоже несут по корзине; а ярдах в тридцати за ними – телевизионный режиссер Питер со своей подружкой Сэлли. По колено в майской траве с лютиками и маргаритками на длинных стеблях; вдали вырастают, близясь, крутые каменные холмы, грубые, поросшие кустарником скалы, другой мир, в который они направляются. Высоко в лазурном небе звенят стрижи. Ни дуновения. Войдя в лес, Поль с детьми теряются в тенях и листве, следом и Аннабел с сестрой. Последняя пара медлит под солнцем, среди цветов. Рука Питера обнимает плечи девушки, та говорит:

– Никак ее не пойму. Она точно немая.

– Меня предупредили.

Девушка бросает на него быстрый взгляд.

– Заинтересовался?

– Ну, брось.

– Ты все поглядывал на нее вчера вечером.

– Просто из вежливости.