Моргенталер обрадовался возможности выиграть дело, но я не верил, что возможно переиграть тот факт, что Джером Хейл и Калеб Хейл – братья. Подтекст этого факта меня ужаснул. Калеб Хейл начал карьеру в ЦРУ в середине шестидесятых. Работая над «Включаясь», я читал про научно‑исследовательский отдел ЦРУ, и как проект «МК‑Ультра» тайно финансировал исследовательские программы разных американских фармацевтических фирм.

Внезапно это дело приобрело громадный, головокружительный масштаб. Ещё я увидел, как глубоко забрался в него сам.

– Так вот, мистер, Спинола, мне нужна ваша помощь. А что нужно вам?

Я вздохнул.

– Время. Мне нужно время.

– Для чего?

– Подумать.

– О чём тут думать? Эти ублюдки…

– Я понимаю, но дело не в этом.

– А в чём дело, в деньгах?

– Нет, – сказал я сочувственно, и покачал головой. Этого он не ожидал, ему наверняка сразу показалось, что я таки хочу денег. Я почувствовал, как он начинает нервничать, когда до него доходит, что я могу исчезнуть.

– Сколько вы будете в городе? – спросил я.

– Мне надо улететь вечером, но…

– Давайте я вам перезвоню завтра‑послезавтра. Он задумался, явно не зная, что ответить.

– Слушайте, почему бы…

Я решил, что надо закрывать тему. Мне самому это не нравилось, но выбора не было. Мне нужно было уйти и подумать.

– Если понадобится, я приеду в Бостон с образцами. Только… давайте я позвоню завтра‑послезавтра, ладно?

– Ладно.

Я встал, он тоже. Мы пошли назад на Пятьдесят Девятую улицу.

На этот раз уже я поддерживал молчание, но скоро у меня появился вопрос, и я сразу его задал.

– То дело, над которым вы работаете, – сказал я, – девушка, которая принимала трибурбазин.

– Да?

– Она… она действительно убила его?

– Именно это «Айбен‑Химкорп» и собирается оспорить. Они вытащат на свет каждую проблему у неё в семье, жестокое обращение, всё дерьмо, которое они сумеют раскопать и выставить её мотивацией. Но суть в том, что все, кто её знал – а мы говорим о девятнадцатилетней девочке, студентке колледжа – все, кто её знал, говорят, что она была милейшим и умнейшим человеком.

В животе у меня начало крутить.

– Значит, всё‑таки вы говорите, что виноват трибурбазин, а они – что она сама.

– Если так сформулировать, то да – химический детерминизм против моральных факторов.

Ещё была середина дня, но небо затянули облака, поэтому освещение стало очень странным, почти желчным.

– Вы верите в то, что это возможно? – сказал я. – Что лекарство может изменить нашу личность… и заставить делать то, что мы не хотим?

– Неважно, что я думаю. Пусть думают присяжные. Если «Айбен‑Химкорп» не сдастся. В этом случае вообще не важно, кто что думает. Но я скажу тебе одну вещь. Не хотел бы я быть среди присяжных.

– Почему?

– Представь, тебя приглашают стать присяжным, и ты думаешь, ладно, пару недель не ходить на свою сраную работу, а потом тебе придётся принимать решение по такому глобальному вопросу? Ну уж нет.

Дальше мы шли в тишине. Когда мы вернулись на Грэнд‑Арми‑Плазу, я снова повторил, что вскоре ему позвоню.

– Завтра‑послезавтра, да? – ответил он. – Позвоните уж, потому что это может перевесить чашу весов. Не хочу на вас давить, но…

– Я знаю, – сказал я жёстко. – Всё знаю.

– Ладно. – Он поднял руки. – Только… позвоните.