— Доброе утро, фрау Зальгер.

Она сделала шаг назад. Я почти обрадовался враждебному недоверию в ее глазах — лучше быть опасным мужчиной, чем докучливым стариком.

— Простите?..

Я открыл газету на четвертой странице и протянул ей:

— Мне нужно с вами поговорить.

Она рассматривала свой портрет в газете с двойственным выражением лица — смесь любопытства и разочарования: «Это я?.. Плевать, игра кончена». Судя по всему, эта фотография была сделана в полиции, когда ее задержали и поставили на учет. Время от времени в прессе поднимают тему криминализации граждан по вине самой полиции и горько сетуют на то, что полиция не только борется с преступностью, но и сама же ее порождает. Я считаю это недопустимыми обобщениями. В криминализации граждан можно обвинять только полицейских фотографов. Вот они-то мастера в этом деле. Благодаря их стараниям лица законопослушных и ранее несудимых граждан моментально превращаются в бандитские рожи уголовников. Лео пожала плечами и вернула мне газету.

— Подождите, пожалуйста. Мне нужно минут десять-пятнадцать. — Акцента как не бывало.

Я стоял за дверью и слышал обрывки фраз, из которых складывалась общая картина: Лео велела детям обуваться, напоминала про бутерброды и куртки. Потом сбежала вниз по лестнице, захлопала дверями комнат и дверцами шкафов. Наконец все четверо вышли из дома. Лео была в плаще, на плече у нее висела полная дорожная сумка.

— Вы не будете возражать, если я с детьми поеду впереди? Я хочу завезти их в детский сад и в школу, а машину оставлю у клиники.

Она открыла «ровер» и помогла детям забраться в машину.

Я поехал за ней, видел, как девочка отправилась в детский сад, а мальчишки в школу. Потом Лео припарковала «ровер» у клиники, опустила ключи в почтовый ящик на входной двери и подошла к моей машине.

— Можно ехать.

Кажется, она приняла меня за полицейского. Ну что ж, я еще успею объяснить ей, кто я на самом деле. Когда я повернул на дорогу в сторону Эбербаха, она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы молчали до Эрнстталя. Я остановил машину под деревьями.

— Пойдемте выпьем кофе.

Она вышла из машины.

— А потом куда?

— Не знаю. В Бонн? В Гейдельберг? Куда бы вам хотелось?

Мы сели за столик на террасе и заказали кофе.

— Вы не из полиции. Кто вы такой и что вы от меня хотите?

Достав табак и папиросную бумагу, она ловко свернула сигарету и прикурила от моей зажигалки. Она курила и терпеливо ждала ответа, глядя на меня. Во взгляде ее не было недоверия, только настороженность.

— Вендт мертв, и все говорит за то, что его убийца — вот этот человек. — Я показал ей фотографию из ее альбома, на которой псевдо-Зальгер стоит с ней рядом, обняв ее за плечи. — Вы его знаете.

— Что дальше? — Настороженность в ее взгляде сменилась враждебностью. До этого она сидела, положив руки на стол, теперь откинулась на спинку стула.

— Что дальше? Вендт вам помогал. Сначала спрятал вас в психиатрической больнице, потом организовал вам место о-пэр в Аморбахе. Я его почти не знал, но мне становится как-то не по себе при мысли, что он мог бы жить, если бы я сказал полиции то, что она хотела от меня услышать о вас, о нем, — я указал на фото, — и о Вендте. Я почти уверен, что он бы не погиб, если бы ваши пути не пересеклись.

Хозяин принес кофе. Лео встала.

— Я сейчас вернусь.

Может, она надумала, протиснувшись сквозь окошко в туалете, податься лесами в Баварию? Я решил рискнуть. Хозяин тем временем разъяснил мне, что наши леса гибнут с тех пор, как в немецких печах горит русский газ.

— Они в него что-то добавляют! — шепнул он мне доверительно.