|
И имел привычку от резкого шума смешно вытягивать свою длинную страусиную шею. Со своими длинными конечностями и нескладной походкой, он походил на жирафа, который по ошибке забрел в академию и случайно стал преподавать. Я едва доходила ему макушкой до середины груди и постоянно боялась запутаться между его длинных худых спиц, по ошибке именовавшихся ногами.
Единственное, на что можно было надеяться с таким провожатым, так это что преступники, увидев нас вдвоем, надорвут себе животы от смеха и свалятся замертво.
Спасибо тебе, Емеля, удружил!
– Мисс Варя, какой вы находите нашу академию? – глубоким грудным голосом церемонно вопрошал профессор Блюм.
– Весьма интересной, – в тон ему отвечала я. – Мало где можно встретить столько занимательных личностей как здесь.
– Вы правы, вы правы, – с энтузиазмом подхватил мужчина. – АСПИД давно превратился в пристанище для тех, кого отвергло общество.
– Неужели? – искренне изумилась я.
– Совершенно так, – подтвердил он. – Каждый из тех, кто здесь работает, испытывает определенные сложности с поддерживанием внешних контактов.
Мы шли вдоль высоко кованного забора, опоясывающего учебные корпуса академии. Из открытого окна одного из них доносился голос Емели, громко читавшего адептам очередную лекцию.
– Мне сложно представить, что общество отвернулось от декана Каро, – заметила я и кивнула туда, где то и дело мелькала расшитая мантия преподавателя.
– В его случае ситуация как раз обратная, – пояснил собеседник. – Это господин Эмильен отвергает общество, а не оно его.
– А как же вы? Неужели кому то пришло в голову изолировать такого человека как вы? – мое замечание смахивало на откровенное подхалимство, но было продиктовано совершенно искренними чувствами.
– К сожалению, пришло, – усмехнулся Блюм. – Видите ли, я испытываю непреодолимую тягу к конструированию новых артефактов, которые, по каким то неведомым мне причинам, не находят должного отклика у общества. А здесь месье Леран разрешает мне спокойно работать во имя магической науки и даже беспрепятственно проводить испытания собственных изобретений. Он прекрасный и очень щедрый руководитель.
– Что же вы такого изобрели, что вам пришлось уехать сюда?
Профессор Блюм на секунду задумался, а затем просиял:
– Из последнего, к примеру, паровую молотилку, работающую на сущих крохах бытовой магии. Я довольно долго размышлял как можно увеличить производство при этом не прибегая к большим затратам и придумал. Паровая молотилка должна была сама собирать зерно в полях, тут же просеивать его и смалывать в муку. Чудо машина доложу я вам. Правда, когда я отдал ее одному магу фермеру для испытаний, машина почему то потеряла управление и перестала реагировать на команды. Сначала она смолотила зерно, потом сарай с домашней птицей и, в конце концов, щедро отмолотила самого хозяина…
По лицу мистера Блюма пробежала тень задумчивости, словно он в уме перебирал свое творение по запчастям, в попытке определить что же пошло не так.
– Думаю, что дело в статической подаче магии, – тихо перебирал варианты он, окончательно уйдя в свои размышления. – Вот если мы сменим поршень и заставим помпу качать магию быстрее…
– Странно, мне казалось, что любой артефакт должен работать уже от самого факта наличия магии в нем, – выказала убеждение, вырывая таким образом профессора из раздумий.
– Это вовсе не обязательно, – покачал головой тот. – Будь у вас отвертка и несколько шестеренок, это вовсе не означает, что вы соберете из них велосипед, не так ли? Магия – есть лишь инструмент, который в умелых руках творит настоящие чудеса. А в неумелых является лишь бесполезным сгустком энергии. |