– Naturlich,^[28] - удовлетворенно кивнул синэргист-полиглот. – Рыжая перепелка, разновидность горлицы В количестве двух штук.

Держась на благопристойном расстоянии, он последовал за двумя юными модницами.

Теперь нужно было найти какую-нибудь ветку, однако в этой части могучей Столицы деревьями и не пахло.

Путеводительницы нырнули в огромный административный корпус. Над дверями, которые смело могли бы украшать вход какой-нибудь пагоды, шла надпись, сделанная стилизованными под иероглифы буквами:

БАНК «ВЕТКА САКУРЫ»

Уинтер начал хихикать. Структура обернулась чем-то похожим на дурацкую игру в поиски клада, оставалось только посмотреть, какой дурацкий приз заслужил он своей догадливостью.

Пройдя через вестибюль, синэргист не стал тратить времени зря, а сразу же изучил список съемщиков помещений на букву «П», нашел строчку «Одесса Партридж – 3030», скоростным лифтом поднялся на тридцатый этаж и – вот она, внушительная трехстворчатая дверь с табличкой «ПАРТРИДЖ».

Уинтер открыл дверь.

И оказался посреди самого настоящего симфонического оркестра, правда – без музыкантов. Синэргиста окружали все известные и неизвестные ему инструменты – струнные, медные, деревянные, ударные.

– Доброе утро, мистер Уинтер. – К нему приближалась очаровательная юная леди, успевшая уже снять шляпку Eugenie. – Очень приятно, что вы изыскали возможность прийти в назначенное время. Спинет готов к осмотру. Фрэнсис!

– Спинет? – тупо повторил Уинтер.

– Ну, в действительности, конечно же, вирджинал. Знаете, настольный спинет, без ножек. Фрэнсис, проводи, пожалуйста, мистера Уинтера в студию.

Вторая очаровательная леди, появившаяся за это время и тоже успевшая снять головной убор, провела Уинтера через симфонические дебри.

– У нас возникли определенные трудности с настройкой, – доверительно, сообщила она. – Надеюсь, вы не будете излишне придирчивы насчет ля-четыреста тридцать девять, мистер Уинтер. Струны просто не выдерживают больше четырехсот тридцати пяти. Сюда, пожалуйста.

Девушка открыла дверь студии и мягко впихнула ошеломленного журналиста внутрь.

– Доброе утро, король Р-ог, – сказала я.

Не думаю, чтобы Уинтер меня слышал. Он просто смотрел и смотрел, а потом заговорил:

– Но вы же – та самая приятная леди с вечеринки доктора Йейла. Похожая на примадонну. Я еще подумал, что вам бы петь Брюнхильду.

– Вы этого не говорили. Я – Одесса Партридж. К сожалению, не певица, хотя и имею некоторое отношение к музыке.

Уинтер быстро окинул помещение взглядом. На стенах – толстая звукоизоляция, окна с двойными стеклами, кипы нот – и печатных, и рукописных, – золоченый клавикорд, вирджинал, концертный рояль, за роялем

– Джей Йейл с обычной своей мягкой улыбкой.

– И доктор Йейл тут?

– Доброе утро, сынок.

– Это уж чересчур.

– Ничего подобного, мальчик. Садись. Я ни разу не видел тебя растерявшимся больше, чем на секунду. Соберешься.

Уинтер сделал шаг назад, к креслу, и сел, удрученно тряся головой. Затем он глубоко вздохнул, плотно сжал губы и пристально посмотрел на меня.

– Так это и есть мой приз, тот клад, который я искал?

– Ну вот! Видишь? – широко улыбнулся Йейл. – Тебе всего-то и потребовалось каких-то пять секунд. Молодец, Роуг.

– А кто это решил, что мне делать больше нечего, как такие вот загадки роу гадывать?

– Нам нужно проинформировать вас по крайне щекотливому вопросу, – проинформировала я его.