В караулку вошёл, вернее, вкатился, похожий на колобка человечек. В руках у него похоже та же связка ключей, что у чиновника.

    - Господин подпрапорщик, - солдаты вытянулись во фрунт.

    - Вольно. Куда ентого определили? - спросил человечек.

    - Господин Фалалеев велели в холодную сунуть до утра.

    - За что его?

    - Убивец, четырёх человек шпагой порешил, - коротко ответил новобранец.

    - Вот мерзавец. Кого порезал-то?

    - Капрала пребраженского, слуг евойных, да поручика полку Измайловского.

    - М-да, не повезло ему, что сёдни капитан-поручик Огольцов дежурит. Он ведь до перевода в Семёновский полк в Преображенском служил. Поди, знал капрала убитого.

    - Так точно, знали. Когда заговорили об убитом, враз в лице переменились.

    - А убийца никак из немцев, - осмотрев меня, пришёл к заключению подпрапорщик.

    - Так точно-с, барон курляндский Дитрих фон Гофен, - подал голос бледный.

    Смотри-ка, успел войти в курс дела.

    - Барон, - скривился подпрапорщик.

    Похоже, мой титул здесь не котировался.

    - Раздевайся, душегуб, - сердито приказал человечек.

    - До трусов что-ли, - усмехнулся я, вспомнив визиты в поликлинику из той, прошлой жизни.

    Вместо ответа с меня сорвали верхнюю одежду, оставив лишь в нательной рубахе и исподних штанах, стянули сапоги. Каменный пол был сырым и холодным. Пока служивые ретиво срезали пуговицы и выворачивали карманы, я стоял и поёживался. Происходящее вновь казалось каким-то абсурдом.

    Что же такое происходит? То, что я каким-то образом угодил в прошлое - факт не вызывающий сомнений, но почему это произошло, причём именно со мной? Чем я лучше или хуже других? И как можно вырваться обратно, в родной двадцать первый век?

    Закончив надругательство над вещами, служивые вытолкнули меня в коридор. Я увидел растерянного Карла, которого ждала та же участь, ободряюще подмигнул и двинулся, понукаемый нетерпеливыми конвоирами. Мы прошли по лестнице, спустились в полуподвал. От едкого дыма резало глаза, холод сковал конечности, заставляя зубы отбивать чечётку. Я ступал босыми пятками, чувствуя, как ледяные иголки начинают колоть их всё выше и выше.

    Мы добрались до крайней камеры.

    - Стой, - приказал человечек.

    Он поковырялся ключом в замке, пока один из караульных светил факелом. Дверь со скрипом отворилось. Я удивился, что она такая маленькая, мне бы пришлось согнуться пополам, чтобы пройти.

    - Добро пожаловать, господин хороший, - со смешком произнёс подпрапорщик.

    - Я так понимаю, что встреча с адвокатом мне не светит.

    - Иди уж, не заговаривай зубы, - мощным толчком меня запихнули в камеру.

    Из проёма полетели мои вещи, причём сапоги угодили прямо в лоб. Я стал поспешно одеваться, чтобы не потерять остатки тепла. Не хватало ещё заболеть. Вряд ли здешняя медицина практикует что-то иное, кроме пускания крови.

    Дверь захлопнулась. Я остался один в абсолютной кромешной темноте. Попробовал распрямиться, но понял, что потолок находится слишком низко, на ощупь нашёл что-то вроде лежака и попытался лечь во весь рост. Увы, в длину комната была ничуть не больше. Ноги упёрлись в стену. Пришлось свернуться калачиком.

    Сырой лежак не добавлял комфорта. Одежда мигом промокла, стала противной и липкой. Я сжался в комок и стал греться внутренним теплом.